Лучи смерти
Шрифт:
— Джон Гарвей, председатель нашей Ассоциации! Глава Революционного Комитета! Сейчас будет говорить! Тише, товарищи, тише!
Человек на балконе снял кепи и поднял руку. Толпа замерла.
— Товарищи! — зазвенел с балкона сильный голос Гарвея, — мы первые подняли красное знамя восстания, потому что не могли снести притеснений обнаглевшей буржуазии, которая за последнее время положительно издевалась над нами. Она упрятала в тюрьму сотни наших товарищей только за то, что они собрались обсуждать свои дела и вполне справедливо протестовали против понижения заработной платы, которая и так столь незначительна, что мы вели полуголодное существование и шатались от слабости по окончании трудового дня. Она не останавливалась ни перед чем, ослепленная ненавистью к рабочему классу, который много лет носил ее на своем горбу и кормил трудами своих мозолистых рук. Здесь, на этой самой площади, она не раз проливала нашу кровь, отвечая выстрелами своих наемников на наши справедливые требования. Буржуазия сама толкнула
— Да здравствует всемирная революция! Да здравствует Интернационал! Долой буржуазию! — разорвал тишину рев тысячи голосов, сливаясь в могучий гул, грозным эхом промчавшийся по всем закоулкам восставшего города.
Гарвей удалился с балкона; рабочие медленно расходились, и лишь небольшие кучки тихо спорили тактике и обсуждали текущий момент.
Том Грей вошел в подъезд и спросил у стоявшего в дверях солдата:
— Товарищ, где помещается Революционный Комитет?
— Второй этаж, большой зал. Там заседание…
Грей медленно поднялся во второй этаж. В широком с венецианским окном коридоре толпились вооруженные рабочие и тихо переговаривались друг с другом, дымя трубками. У большой наглухо закрытой двухстворчатой двери стоял солдат с винтовкой.
— В зале — заседание, товарищ, туда нельзя! — сказал он, загораживая дорогу Грею.
— Но мне необходимо туда пройти: меня ждут, — ответил Том.
— Хорошо, подождите здесь!
Солдат приоткрыл дверь и сделал знак рукой кому-то в зале. Сейчас же в дверях показалась высокая фигура Гарвея.
— А, это вы! — просто сказал он, пожимая руку Грея. — Мы знали, что вы уехали в Нью - Йорк, и ждали вас с минуты на минуту. Входите, Грей!
В громадном зале с лепным потолком направо от двери виднелась наскоро сколоченная из досок эстрада, на которой стояли крытый красным сукном стол и два кожаных кресла. На столе в беспорядке валялись бумаги, печать и два автоматических пистолета крупного калибра. В зале на разного вида и стиля креслах, очевидно, собранных из разных комнат, сидело около ста человек членов Революционного Комитета, держа винтовки между колен.
По залу плавали волны синеватого дыма.
— Сейчас у нас идут выборы членов Исполнительного Комитета, — заговорил Гарвей, останавливаясь у эстрады, — если желаете, можете в них принять участие. Вы избраны заочно комендантом города. На вашей обязанности лежит охрана революционного порядка. К сожалению, во время суматохи из тюрьмы сбежало около полусотни уголовных преступников, и за последнюю ночь ими было совершено несколько краж и покушений на ограбление. Мы не имеем времени проделывать комедии суда и поэтому даем вам самые широкие полномочия. Мандат за моей подписью я вам пришлю через час в комендатуру. Кстати, в ваше отсутствие Джек Берри, которого вы хорошо знаете, уже приступил к организации комендатуры; она помещается этажом выше в этом же доме. Джек Берри останется вашим помощником. В ваше распоряжение поступает рота милиции с сержантом Спенсом во главе и полсотни наших ребят. Мы все знаем вас за честного, энергичного и стойкого революционера и надеемся на вас. Поддерживайте порядок самыми энергичными мерами. Вы имеете право расстреливать шпионов буржуазии, грабителей и убийц на месте,
Грей простился с Гарвеем, кивнул головой сидевшим в зале товарищам и направился в комендатуру.
Долли появляется в Блеквиле
В широком коридоре 3-го этажа, в густом табачном дыму толпились вооруженные рабочие, тихо переговариваясь друг с другом.
У окон небольшие кучки читали воззвание Революционного Комитета. В большом зале, застланном дорогими коврами, за пятью длинными, расставленными в ряд столами, в обитых голубым плюшем креслах сидело десять человек работников комендатуры; они сосредоточенно скрипели перьями. В дверях толпились солдаты. У венецианского окна, за мозаичным столиком сидел в кожаном кресле чернокудрый, смуглолицый человек с маленькой, кудрявой бородкой, одетый в кожаную куртку и, крепко сжав заскорузлыми, толстыми пальцами ручку, медленно выводил буквы на бумаге.
— Алло, Джек Берри! — заговорил, подходя к нему Том.
— Что, старина, видать, не легко тебе справляться с этой штукой?
— Алло, Грей! — отозвался Берри, швыряя ручку на стол и стискивая руку Грея. — Я рад видеть тебя, старина! Теперь я эту штуку свалю на тебя. А то я всего с год ходил в воскресную школу, да и то не каждую неделю, так как охота и рыбная ловля казались мне куда интересней чтения, письма и медовых речей учителей, стиравшихся набить мою голову разным вздором о богах и прочем. Читать-то я после самоучкой насобачился здорово, а вот с письмом — слаба гайка, пальцы больше к молотку и зубилу привыкли. Садись на мое место и валяй, строчи, накладывай резолюции, подписывай приказы. А я буду исполнять твои распоряжения, это мне больше по душе. Готов работать день и ночь, только бы не держать в руке этого гнусного пера! Валяй, старина!
Том Грей уселся на его место, придвинул к себе кипу бумаг и с этого момента с головой ушел в работу.
Сумерки просочились в стекла венецианских окон; под белым лепным потолком вспыхнула электрическая люстра, заливая волнами белого света зал, а Грей все сидел за столом, разбирая бумаги, донесения начальников охраны, написанные неровным, корявым почерком, рапорта сержанта Спенса и распоряжения Революционного Комитета. Наконец, утомленный предыдущей бессонной ночью и треволнениями минувшего дня, он бросился на обитый голубым плюшем диван и заснул, как убитый. Джек Берри занял за столом его место, принимая ночные донесения и отдавая распоряжения начальникам охраны и солдатам Том Грей проснулся утром, когда комендантская комната была уже залита ярким солнечным светом. Все были на своих местах, и Джек Берри официальным тоном доложил ему о происшествиях минувшей ночи. Было задержано около дюжины бежавших из тюрьмы преступников и четверо неизвестных, заподозренных в шпионаже. Грей сбежал вниз, наскоро закусил в ближайшем кафе и снова углубился в работу. В этот день ничего нового не случилось в восставшем городе, и не было получено сведений из других городов. Отряд рабочих в полдень двинулся к холму, но полицейские, заметив его еще издали, вскочили на мотоциклы и удрали. Когда отряд удалился к городу, полицейские снова появились на холме. Рабочие завязали было с ними перестрелку, но по телефону из Революционного Комитета отдано было распоряжение прекратить стрельбу. Вечером, когда на улицах вспыхнули яркие электрические звезды, Грей пошел обедать в кафе и, вернувшись в комендатуру, увидел Джека Берри, громко кричавшего в телефонную трубку на мозаичном столике:
— Да, да, в комендатуру… Она одна? Ладно, мы ждем. Посмотрим, что это за птица! О’Коннор, безмозглая голова, вы можете вызвать по телефону автомобиль из гаража, поняли? Ну, то - то! Ладно, значит все в порядке?
— В чем дело, Джек? — быстро спросил Грей.
— Да видишь ли, наша застава задержала какую-то женщину, прикатившую с холма от полицейских на велосипеде. Я приказал ее доставить сюда. Очевидно, шпионка.
— А! — равнодушным тоном протянул Грей и принялся просматривать донесения. Через час дверь в зал отворилась и вошла высокая фигура женщины в черном суконном костюме и серой мужской кепке. За нею следом вошли два солдата с винтовками в руках. Грей оторвал глаза от бумаг, взглянул на вошедшую и вскочил, опрокинув свой стул.
— Долли! — вскричал он, не веря своим глазам. — Ты? Каким образом?
Долли, весело улыбаясь, подошла к нему и протянула ему загорелую руку, которую он стиснул обеими руками.
— Это — длинная история! — заговорила она, поправляя левой рукой выбившиеся из-под кепки пряди черных волос. — Я здесь — это самое главное!
— Джек! — обратился Грей к своему помощнику, — эта девушка — моя невеста и приехала ко мне. Сейчас я отвезу ее на квартиру и часа через два вернусь.
— Ладно! — отозвался Берри, усаживась за стол и протягивая к кипе бумаг заскорузлую руку, — ты смело можешь вернуться утром. Ручаюсь, все будет в порядке. Я даже готов подписать парочку бумаг.