Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
Он пробирается в горы к западу от большого города. Днем он прячется, а идет по ночам, и то с опаской: у большинства местных жителей имеются изощренные системы сигнализации или сторожевые животные, которые успевают учуять Кайна даже прежде, чем он успевает учуять их. Наконец он находит пустой дом. Ему ничего не стоит взломать дверь, но вместо этого он удлиняет свой ноготь и вскрывает замок. Он старается оставлять как можно меньше следов своего присутствия. Ему нужно время, чтобы все обдумать и решить, что делать дальше. Его мир лишился привычного потолка, и он пребывает в смятении.
Из осторожности он проводит первые два дня, обследуя свое новое укрытие только по ночам, не зажигая света и расширив зрачки настолько, что
Первое, к чему ему приходится привыкнуть, – это тишина в голове. Всю его жизнь, с тех пор как он был неразумным дитятей, с ним беседовал Дух. А теперь он не слышит его… ее спокойного, ободряющего голоса. Но и безбожная архимедианская болтовня тоже умолкла. Никто и ничто не разделяет мыслей Кайна.
В первую ночь он плачет, как плакал тогда, в комнате блудницы, плачет, точно потерявшийся ребенок. Он теперь призрак. Он больше не человек. Он лишился своего внутреннего руководителя, он провалил свою миссию, он обманул своего Бога и свой народ. Он ел плоть себе подобных, и все это напрасно.
Плач Кайн остается наедине со своим великим грехом.
Он уходит прежде, чем должен вернуться владелец дома. Он знает, что мог бы убить этого человека и остаться в доме еще на несколько месяцев, но теперь пришло время вести себя иначе, хотя Кайн не мог бы сказать точно, почему он так считает. Он даже не знает наверняка, что он станет делать. Он все еще должен убить премьер-министра Джануари, он обещал перед лицом Господа сделать это, но что-то в нем переменилось, и он уже не торопится выполнять свой обет. Тишина в голове, прежде столь пугающая, начинает казаться чем-то большим. Быть может, она тоже по-своему священна, но в одном он уверен: он никогда прежде не испытывал ничего подобного. Он живет как во сне.
Хотя нет, это куда больше похоже на пробуждение от сна. Но что же это был за сон, от которого он пробудился? Хороший или дурной? И чем заменить этот сон?
Он даже без напоминания Духа вспоминает слова Христа: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». В этом новом внутреннем безмолвии древнее обещание внезапно обретает множество смыслов. Уверен ли Кайн, что он хочет знать истину? Вынесет ли он подлинную свободу?
Уходя из дома, он забирает походное снаряжение хозяина – то, что поплоше, которое хозяин оставил дома. Кайн поселится в глуши, высоко в горах, и будет жить там столько, сколько сочтет нужным. Он будет думать. Возможно, когда он спустится с гор, он уже не будет Плачем Кайном. И Ангелом Смерти тоже.
Но что же от него останется? И кому станет служить этот новый человек? Ангелам, бесам… или себе самому?
Интересно будет узнать!
Элинор Арнасон
Мамонты Великих равнин
Элинор Арнасон опубликовала свой первый роман «Оружейник» («The Sword Smith») в 1978 году. Следом за ним вышли произведения «Дочь короля медведей» («Daughter of the Bear King») и «До станции „Воскрешение“» («То the Resunection Station»). В 1991 году свет увидела самая известная книга Арнасон, одно из наиболее мощных произведений 1990-х годов – «Женщина из железного народа» («А Woman of the Iron People»). Этот объемный многоплановый роман был хорошо принят критиками и принес автору престижную премию Джеймса Типтри – младшего. Рассказы Элинор Арнасон печатались в «Asimov’s Science Fiction», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Amazing», «Orbit», антологии «Xanadu» и ряде других изданий. Среди относительно недавно вышедших книг стоит отметить романы «Кольцо мечей» («Ring of Swords») и «Могилы предков» («Tomb of the Fathers»), а также небольшой сборник, куда вошла повесть «Мамонты Великих равнин», а также интервью с писательницей и длинное эссе. В 2000 году рассказ «Звездный урожай» («Stellar Harvest») был номинирован на премию «Хьюго». Элинор Арнасон проживает в городе Сент-Пол, штат Миннесота.
В повести «Мамонты Великих равнин» писательница переносит нас в альтернативную реальность, которая, впрочем, во многом схожа с нашей собственной, за тем лишь исключением, что мамонты не вымерли на западе Америки, а просуществовали достаточно долго, пока белые охотники не истребили их как вид. Текст построен из цепочки повествований: жарким летним днем бабушка рассказывает внучке о жизни трех поколений американских индейцев – мы же слышим историю из уст повзрослевшей девочки спустя время. Несмотря на созерцательный и меланхоличный тон, в произведении звучат стальные ноты негодования, вызванного тем, как белые обращались с индейцами, и тем, как люди разрушали и продолжают разрушать окружающий мир, даже сейчас, пока вы читаете эти слова.
Каждое лето родители отправляли меня к бабушке в Форт-Йейтс в Северной Дакоте. Я садилась на реактивный поезд в Миннеаполисе, махала папе и маме, пока состав отъезжал от платформы, а после устраивалась поудобнее в кресле. Родителей я любила, но путешествовать мне тоже очень нравилось, особенно я обожала поездки в Форт-Йейтс.
Поезд плавно мчался вдоль Миссисипи и набирал скорость, по мере того как город оставался позади и мы въезжали в обширную зону пригородов Миннеаполиса и Сент-Пола. За окном проносились заросли невысоких деревьев и кустарников, заполоненные сорняками луга. То тут, то там промелькивали полуразрушенные громадины уродливых особняков и торговых центров.
Папа рассказывал, что под строительство пригородов отводили хорошие территории – дома появлялись на месте бывших ферм, лесных угодий, озер и болот. «Непростительная растрата плодородных почв – они могли накормить тысячи людей, а теперь, чтобы восстановить земли, придется приложить немало усилий. Вот почему мы оставили эти территории. Время и природа сделают свое дело и поработают над той толщей асфальта и бетона, что люди налили сверху!»
Управление по восстановлению сельского хозяйства, где работал отец, возможно, и бросило пригороды на произвол судьбы. Но там по-прежнему жили люди. За окном среди сорняков и руин виднелись сады и палатки, а возле железнодорожных путей встречались самодельные платформы из старых ломаных досок. Реактивные поезда не останавливались на таких станциях, другое дело – поезда местного сообщения, которые забирали продукты для рынков. Временами глаз выхватывал человеческую фигуру – кто-то развешивал белье или тащился на велосипеде вдоль путей.
Отец звал таких людей глупцами и категорически отказывался покупать еду на рынке, хотя она проходила контроль качества. Мне жители пригородов представлялись романтиками сродни первым поселенцам, но только на современный лад. У бабушки, правда, нашлось бы что сказать про этих пионеров.
К северу от Сент-Клауда начинался лес, и я отправлялась в вагон с прозрачной крышей, поднималась на лифте на второй этаж и отыскивала место, откуда открывался отличный вид. Массив представлял собой второе и третье поколение деревьев – смесь хвойных и лиственных. Настоящим бедствием для лесов стали олени. Они доставляли проблемы и фермерам, однако куда меньшие, чем генно-модифицированные сорняки и жуки. Охотники контролировали популяцию оленей, насколько было возможно. Волки и пантеры справились бы с задачей куда лучше, говаривал отец, но фермерам они приходились не по душе.