Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса
Шрифт:
– Полагаю, это было сделано намеренно, чтобы максимально усилить результат. Этот регион до сих пор закрыт, насколько я понимаю.
– Откуда вам это известно?
– Пора бы вам знать, что подобные вопросы не задают, – ответил Уокер.
– Ага, значит, Сталин вас все-таки понял!
Он нахмурился.
– В каком это смысле?
– Он вас раскусил, – сказал я. – Насчет ваших связей.
– Ну да. Но на этом и закончим. – Он помахал рукой и принялся вновь набивать трубку. – Все это неважно.
– Но почему он послал туда вероятного вражеского агента и такого шарлатана, как Лысенко? Почему бы не отправить физика-ядерщика, как Сахаров?
– Сахаров с коллегами занимался в это время другим, – сказал Уокер. – Почему он послал нас с Лысенко…
– Тогда зачем вы писали о Лысенко?
– Во-первых, – Уокер стукнул трубкой по столу, словно судья молотком, – я был ему благодарен. Во-вторых, – он стукнул еще раз, – я оценил тот вред, который он нанес.
– Советской науке?
– Да, и всей науке в целом тоже, – усмехнулся он. – Меня называли врагом прогресса. Я и по сей день таков. Прогресс ведет нас к будущему, которое я увидел в той штуковине. Так пусть оно наступит как можно позже.
– Но вы же сделали такой вклад в науку!
Уокер взглянул на свои забитые полки.
– В палеонтологию. В восхитительно бесполезную науку. Хотя вы правы. Нет смысла бороться с прогрессом. Потому что естественный отбор сделает свое дело. Он уже устранил лысенковщину, устранит и мои усилия. Прогресс неизбежен. Видите ли, Кэмерон, бояться нужно не регресса и не отката в прошлое, а самого прогресса. В конце концов победит самая эффективная система. Самые продвинутые машины. И эти машины, когда они наконец-то появятся, столкнутся в борьбе с другими машинами, которые уже существуют в этой вселенной. В ней погибнет все: красота, знания, моральные принципы – все, что не способствует этой самой борьбе. Ничего не останется, лишь воля, воля к победе, а это означает конец всего. – Он вздохнул. – В каком-то смысле Лысенко это понимал. Его борьба с логикой эволюции и вера, что человек может очеловечить природу, в своем роде благородное донкихотство. Увы, человек – лишь кратковременный промежуточный эпизод между недочеловеком и постчеловеком. И мы можем лишь надеяться, что у нас получится немного продлить этот эпизод.
Он больше ничего не сказал, лишь упомянул, что порекомендовал поставить мне высший балл за статью.
Это был жест доброй воли, несмотря на то что я бросил ему вызов, но мне это все равно не помогло. В том году я завалил экзамены. Летом устроился работать в ботанический сад и по вечерам усиленно занимался. Таким образом, я подобрал все хвосты по зоологии и успешно пересдал экзамены. Однако мои интересы в основном сводились к теории, которая меня всегда увлекала, и в последний год обучения я решил специализироваться по эволюционной генетике, чтобы закончить с отличием.
Я никому не рассказывал о том, что поведал мне Уокер. Тогда я не поверил, да и сейчас не верю. После распада Советского Союза открылось много новых фактов. Ядерные испытания никогда не проводились в районе Воркуты. И урановых шахт из рассказа Уокера в этом месте нет. Не существует доказательств, что Лысенко хоть когда-нибудь посещал регион, даже ненадолго. И даже слухи о таинственном объекте рядом с трудовым лагерем никогда не циркулировали в этой земле, которая всегда полнилась слухами. Что касается Уокера, то он (давайте скажем, как говорил Сталин) искренне увлекался лысенковщиной, так же как и марксизмом. Доказательства этому можно найти в некоторых его малопонятных статьях, кроме того, в опубликованных и неопубликованных мемуарах и воспоминаниях, с которыми я так или иначе сталкивался на протяжении многих лет, есть намеки на то, что между 1948 и 1956 годами он состоял в коммунистической партии. Понятия не имею, связано ли это каким-то образом с тем, что в 1983 году его имя включили в «Ежегодный почетный список» с пометкой
Однако благодаря ему я заинтересовался связями между формами наследственности по Дарвину и Ламарку. Они присутствуют, понятно, не в природе, а лишь в искусственно созданных конструкциях. В частности, я считаю, что существуют большие возможности для комбинации генетических алгоритмов с обучением нейронных сетей. К удивлению своих коллег, для получения докторской степени я взялся за исследования в области информатики. Именно там я нашел свою нишу и начал преподавать на факультете искусственного интеллекта в университете Э.
Работа продвигается медленно, с постоянными фальстартами и откатами в прошлое, но все же у нас есть прогресс.
Кидж Джонсон
Мост через туман
Мы предлагаем вашему вниманию длинную захватывающую повесть о человеке, который пытается построить мост на чужой планете. Со временем этот проект самым неожиданным образом меняет жизни всех окружающих, причем в не меньшей степени и жизнь самого строителя.
Кидж Джонсон опубликовала свой первый рассказ в 1987 году, затем ее работы регулярно появлялись в журналах «Asimov’s Science Fiction», «Analog», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction» и «Realms of Fantasy». Она получила мемориальную премию Теодора Старджона за рассказ «Лисья магия» («Fox Magic»), а также премию имени Кроуфорда. Ее рассказ «Двадцать шесть обезьян и бездна» («26 Monkeys, Also the Abyss») в 2009 году был награжден Всемирной премией фэнтези, в 2010–2011 годах ее рассказы «Спарринг» («Spar») и «Пони» («Ponies») получили премию «Небьюла». Два романа «Женщина-лиса» («The Fox Woman») и «Фудоки» («Fudoki»), а также рассказы были изданы в сборниках «Истории для дождливых дней» («Tales for the Long Rains») и «Устье пчелиной реки» («At the Mouth of the River of Bees»). В настоящее время она заканчивает аспирантуру в Университете штата Северная Каролина в Рэйли, а также собирает материал для новых романов; действие одного будет происходить в Японии периода Хэйан, а двух других – в Британии времен короля Георга. Дополнительную информацию можно найти на сайте писательницы www.kijjohnson.com.
В Левобережное Кит прибыл с двумя дорожными сундуками и большущей клеенчатой папкой. Сундуки, небрежно сброшенные кучером почтовой кареты, так и лежали валунами у его ног, а папку, набитую чертежами, он прижимал к груди, оберегая от грязи, – вчера здесь прошла буря.
Его занесло в невеликое, особенно по меркам столичного жителя, сельцо. В столице дома громадные, в семь, а то и восемь этажей, и даже самому энергичному пешеходу не обойти ее за день. А в Левобережном домишки приземистые, возведенные на как попало нарезанных и криво огороженных участках меж столь же беспорядочно вьющихся дорог, да и те ничем не покрыты – просто утоптанная земля. Непритязательна и гостиница – двухэтажная постройка из золотистого известняка под синей черепичной кровлей; судя по запаху, на ее задворках держат скотину. Над входом вывеска с голубой рыбой на черном фоне, похожей на вздыбившегося ската.
В дверях гостиницы стояла пестро наряженная женщина с бледной бесцветной кожей и такими же бледными глазами.
– Позвольте спросить, – обратился к ней Кит, – где тут паром? Мне нужно переправиться через туман.
Женщина оценивающе оглядела низкорослого и очень смуглого чужака в сером. Гостя с востока ни с кем не спутаешь. Правда, смотрела она дружелюбно.
– Оба парома у верхней пристани, – ответила наконец женщина и улыбнулась. – Но что с них толку, если у кормового весла никого нет? Вчера вечером из Правобережного вернулась Розали Паромщица, с ней-то и нужно договариваться, а досуг она обычно коротает в «Оленьем сердце». Вот только «Сердце» тебе не приглянется, – поспешила добавить женщина, – далеко ему до нашей «Рыбы». Небось комнату хочешь снять?