Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса
Шрифт:
Вот нас и продержали четверть часа на скамейке, чтобы мы выбрали между двадцатью годами в армии, десятью годами в ядерке или отправкой на Марс в то его противостояние с возвращением после третьего, через шесть с половиной лет.
Нам не объясняли, да этого и не знал никто: даже без генетического дефекта люди за такое время зарабатывали слишком серьезную сердечную атрофию и уже не могли благополучно вернуться на Землю. Те, кто летел на Марс, не имели семьи или друзей для переписки, а программа переселения была слишком новой, и не казалось странным, что никто не знаком с возвратившимися марсианами.
– Дерьмово, –
– Ну, по крайней мере, это будущее. – Сэм беспокоилась о будущем гораздо больше меня. – Если завербуемся в армию, никаких гарантий, что окажемся вместе, если только не поженимся, а они не позволят пожениться, пока не пробудем там треть срока. Мы бы писали друг другу письма…
– Сэм, я не смогу ни писать тебе, ни прочесть твои письма. Ты же знаешь.
– Они заставят тебя научиться.
Я постарался не вздрогнуть, она бы рассердилась, заметив, что я на самом деле не хочу учиться.
– К тому же та штука, о которой ты всегда твердишь. – «с глаз долой», она и произойдет. Я могу завести другую девушку, ненадолго. Просто мог бы завести. Знаю, у нас с тобой настоящая любовь и все такое, но я мог бы.
– Дух бодр, но плоть еще бодрее [6] . – Она постоянно отпускала шуточки, которые только одна и понимала. – Тогда ладно, армия не для нас.
– И к черту ядерку, – добавил я.
В те дни, сразу после того как повсюду попадали ядерные малютки, Департаменту деактивации требовался народ для работы лопатами, мотыгами и детекторами. Я процитировал строчку из нашей любимой песни: «Стерильные или мертвые, а может, с детьми с тремя головами».
6
Переиначенная цитата из Евангелия от Матфея (Матф. 26: 41) «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна».
– А на Марсе мы сможем пожениться, – заметила Сэм, – и тогда им нас не разлучить. Настоящая любовь навеки, малыш.
Все идеи принадлежали Сэм.
Так что, боттерогатор, поставь галочку на приоритете семья/любовь. Подозреваю, эта новая отметка появилась, как только я сказал: «Все идеи принадлежали Сэм», а значит, ты хочешь побольше об этом? Да, теперь отметка светится и подпрыгивает. Ладно, поговорим об этом – о ее идеях.
На самом деле все мои мысли крутились вокруг еды, кайфа и надирания задниц. Хе. Красный сигнал. Думаю, это не то, чего ты хочешь для нового поколения марсиан.
Сэм была другой. Все, кого я знал, думали о следующей вечеринке, или о следующей неделе, или о следующем парне либо девке, а Сэм думала обо всем. Знаю, глупый пример, но как-то, еще в Лос-Анджелесе, она вернулась в наш сквот и обнаружила, что я от нечего делать копаюсь в термоядерном блоке.
– Он отвечает за всю нашу музыку, свет, тепло, сеть и вообще за все, и если ты его сломаешь, то починить не сможешь, а раз он не сломан, Кэп, то какого черта ты творишь?
Понимаешь, у меня даже не возникало хоть сколько-то хороших идей.
И вот год спустя там. на скамейке, наша женитьба стала еще одной ее задумкой – и я согласился, это всегда
Подготовка к Марсу длилась десять дней. В первый нам сделали уколы, вывели татуировки и побрили головы. Нас всех засунули в уродливые глухие комбинезоны и не оставили никакой настоящей одежды, которая имела хоть какое-нибудь значение. Как нам сказали, для того чтобы мы не знали, кто кем был на Земле. А я думаю, скорее для того, чтобы мы стали похожими каторжниками.
Во второй и все прочие дни в нас пытались влить хоть немножко знаний. Это было почти интересно. Сэм принадлежала к тем, кто умел читать, и, казалось, она знала больше, чем я узнал за всю свою жизнь. Может, чтение оказалось не такой уж и ерундой, а может, это причудливые и слишком яркие воспоминания о Сэм.
Как только нас отскоблили и подготовили, меня и Сэм сунули в двухместный куб на транспортнике до Марса. Через несколько минут после того, как ускоритель запустил корабль и тот рванул на бешеной скорости, один потасканный тип – засранец какой-то – попытался сунуться в наш куб и заявить, что собирается прибрать себе все пространство. Я так ему врезал – он вылетел. Думаю, до сих пор не поймал равновесия.
Вскочили двое его приятелей. С ними я тоже разобрался – резким был, они меня бесили, а я не понимал перевеса сил. Потом ко мне присоединились парни из соседних кубов, и вместе мы надрали противнику зад.
Посреди победных воплей Сэм потребовала тишины. Она объявила:
– Каждый остается на своем месте. Каждый получает только свой паек. У инфоэкранов каждый оказывается в свою и только в свою очередь. И никто не платит ни за охрану, ни за что.
Один из засранцев, безобидный теперь, поскольку за моей спиной стоял десяток хороших парней, насмешливо вякнул:
– Эй, сучка мелкая. Ты что, в транспортный совет баллотируешься?
– Конечно, почему нет?
Тут она тоже выиграла.
Весь перелет Транспортный совет оставался за главного. Люди спокойно ели и спали, никакие чокнутые придурки не ломали серверную, из-за чего обычно и пропадало большинство транспортников. На подготовке говорили, что там нет горючего для возвращения на Землю, но многие переселенцы то ли не слушали, то ли не понимали, то ли не верили. Транспортник летел, как пушечное ядро, только несколько маленьких двигателей притормаживали его и направляли на парашютное поле.
Те же, кто ожидал найти в серверной руль, или, может, заднюю передачу, или просто здоровую кнопку с надписью «ЗАБЕРИТЕ НАС ОБРАТНО НА ЗЕМЛЮ», понятия не имели, что тот же сервер управляет очисткой воздуха, доставкой еды и всем сохраняющим людям жизнь.
Уверен, с нами находилось столько же идиотов, сколько в любом другом транспортнике, но мы справились просто отлично, а все Сэм, она управляла ТС и заставляла ТС управлять полетом. Восемьдесят восемь человек с Интернационального Транспортного корабля Марса 2082/4/288 (так назывался наш, двести восемьдесят восьмой из выпущенных в апреле того года) в полном составе, целые и невредимые, сошли на Марсе. Ополченцам, которые всегда были наготове на случай, если посадка будет связана с заложниками, арестами или серьезными травмами, ничего не пришлось делать с нами.