Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
Тех двух парней я не вижу. Нет никого в мехах, с раскрашенными синим лицами, оседлавших багги, собранных из мотоциклов и увешанных черепами врагов. Там всего–навсего парочка ребят из Никарагуа или Гватемалы в футболках и джинсах.
И я сижу и смотрю, как темнеет в пустыне, восходит луна, а в руке у меня — незаряженный пистолет.
БРЮС СТЕРЛИНГ
ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ
Один из самых мощных и новаторских талантов, появившихся в НФ за последние десятилетия, Брюс Стерлинг опубликовал свой первый рассказ в 1976 году. К концу 1980-х он стал известен как автор серии рассказов, действие которых разворачивается в экзотическом будущем «шейперов и механистов», и написал
В описанной ниже едкой и пронизанной политическими намеками истории, полной стерлинговского фирменного невозмутимого юмора, автор опытной рукой раскручивает рулетку альтернативных миров Европы. И никто не знает, где остановится шарик…
Журналистская этика требует скрывать конфиденциальные источники. Так что я не называл имени Массимо Монтальдо, хоть и знал, что это не настоящее имя. Массимо ввалился в высокую стеклянную дверь, с грохотом уронил саквояж и сел напротив. Встретились мы в обычном месте — в кафе "Елена", темном и уютном, выходящем на самую большую площадь Европы.
В «Елене» было два зала, узких и величественных, как гробы из красного дерева, с высокими, красными же потолками. Это местечко повидало немало сокрушенных странников. Массимо никогда не поверял мне своих личных огорчений, но сейчас они читались у него на лице так же явно, как могла бы быть заметна спрятанная за пазухой обезьянка.
Массимо Монтальдо, подобно всем хакерам мира, производил впечатление умного человека. Как многие итальянцы, он старался выглядеть любезным. На нем была грязестойкая немнущаяся дорожная одежда: черная куртка из шерсти мериноса, черная рубашка из американской джинсы и черные брюки–карго. Еще на нем были шикарные черные кроссовки неизвестной фирмы с дикими пузырчатыми подошвами.
От этих кроссовок мало что осталось, они держались только на шнурках из сыромятной кожи.
Если судить по швейцарско–итальянскому акценту, Массимо много времени проводил в Женеве. Он четырежды сливал мне секретную информацию — хрустящие схемы, которые выхватывал, по–видимому, прямо из швейцарского патентного бюро. Однако в Женеве сведений об этих патентах не имелось. Не было там никакой информации и на человека по имени Массимо Монтальдо.
Всякий раз, когда я пользовался откровенностью Массимо, трафик моего блога удваивался.
Я понимал, что спонсор или, скорее, куратор Массимо использует меня для манипуляций в тех областях промышленности, о которых я пишу. Где–то на рынке срывались большие куши, кто–то по–бандитски наживался.
Я прибыли не получал и сомневаюсь, что ее получал и Массимо. Я никогда не вкладывался в акции компаний, которые освещал как журналист, потому что эта дорожка ведет в ад. Что до юного Массимо, он свою дорожку в ад уже натоптал.
Парень вертел в руках тонкую ножку бокала с бароло. Ботинки его были разбиты, волосы — немыты, и брился он, похоже, в туалете самолета. На лучшее в Европе вино он посмотрел как на скорпиона, готового ужалить его в печень. А потом заглотил его залпом.
Официант без напоминаний налил ему еще. В «Елене» меня знают.
Мы с Массимо неплохо понимали друг друга. За болтовней об итальянской технике — он знал все компании от «Алесси» до «Занусси» — я скромно передал ему несколько полезных мелочей. Карту мобильного, оформленную на другое имя. Пластиковую бирку–ключ от номера местного отеля, снятого на третье лицо. Массимо не пришлось бы показывать там паспорт и прочие документы.
«Гугл» выдавал информацию о восьмерых Массимо Монтальдо, и ни одним из них мой собеседник не был. Массимо прилетал невесть откуда, откладывал золотое информационное яичко и угребал в темноту. Я, оказывая мелкие услуги, прикрывал его. Безусловно, кроме меня, имелись и другие, питавшие к нему острый интерес.
Второй бокал бароло разгладил угрюмые морщины на его лбу. Он потер похожий на клюв нос, поправил непокорные черные волосы и оперся о каменную столешницу обоими затянутыми в шерсть локтями.
— Люка, на этот раз у меня нечто особенное. Ты готов? Ты такого и вообразить не можешь.
— Надо думать, — сказал я.
Массимо нагнулся к своему потертому кожаному саквояжу и достал из него безымянный лэптоп. Далеко не новая машинка с побитыми углами и грязной клавиатурой была снабжена толстой батареей, прилепленной к основанию. Она, верно, втрое утяжеляла компьютер. Неудивительно, что Массимо не возил с собой запасных ботинок.
Он уставился в мутный экран и с головой погрузился в свой внутренний мир.
«Елена» — не слишком известный бар, поэтому его любят знаменитости. За одним из столиков покачивалась блондинка–телеведущая. Массимо, приканчивая третий бокал, оторвал сосредоточенный взгляд от экрана лэптопа и пристально изучил ее изгибы, обтянутые «Гуччи».
Итальянские телеведущие имеют такое же отношение к новостям, как американский фастфуд — к еде. Так что сочувствия к ней у меня не было — но взгляд, которым мерил ее Массимо, мне не понравился. В его гениальной голове. несомненно, уже вертелись блестящие шестеренки. Эта женщина была для него заманчива, как сложная математическая задача.
Останься он с нею наедине — впился бы в задачу зубами и принялся бы терзать, пока та не упала бы к нему в руки. Надо отдать девушке должное — она это почувствовала. Открыла изящную крокодиловую сумочку и надела большие темные очки.
— Синьор Монтальдо, — позвал я.
Он оставался глух.
— Массимо?
Это вывело его из похотливой задумчивости. Развернув компьютер, он показал мне экран.
Я не разрабатываю чипов, но видел программы, предназначенные для этого. Еще в восьмидесятых годах таких было три десятка. До сего дня дожили только три. Ни одна из них не использует итальянского языка, поскольку какой же чипарь не знает английского?
Эта была на итальянском. Выглядела она изящно. Очень стильный способ разработки компьютерных чипов. Обычно создателям чипов плевать на стиль — во всяком случае, в этом мире.
Массимо постучал по экрану обкусанным ногтем.
— Дешевка, двадцать четыре-К. Но вот это ты видишь?
— Вижу. Это что?
— Мемристоры.
Я в смятении стал озираться по сторонам. Никто в «Елене» не услышал потрясающего откровения, а если и услышал, то не понял. Массимо мог бы с тем же успехом вывалить груду мемристоров прямо на стол — никто здесь не узнал бы в них ключей к богатству.