Лучшее лето в её жизни

Любомирская Лея Давидовна

* * *

Диниш толкает калитку. Навстречу ему с громким лаем бросается небольшая черно-белая собака. Диниш присаживается на корточки, и собака с разбегу лижет его в нос. Диниш смеется, опрокидывает собаку на спину и чешет ей живот. Совершенно счастливая собака извивается и подставляет Динишу пыльные мохнатые бока.

– Я так и знала, – говорит, выходя из дома, дона Жасинта, – что ты ездишь не ко мне, а к собаке!

* * *

– Ну мам! – Диниш поднимается с маленького диванчика и начинает ходить по комнате. – Я все понимаю, правда. Но ты не можешь продолжать жить одна!

– Переезжай ко мне, – спокойно парирует дона Жасинта. Она сидит на жестком деревянном стуле – очень прямая спина не касается спинки стула – и быстро-быстро обвязывает кружевами белоснежную квадратную салфетку.

– Я не могу! – кричит Диниш. – Я не могу запереться с тобой на краю света! У меня работа! Обязательства!

– А у меня дом, – отвечает дона Жасинта, ни на мгновение не прекращая вязать, пальцы так и летают. – Сад. Оливковая роща. Овцы, козы и две лошади. Деолинда и Амброзиу рядом. И другие соседи. И не смей повышать голос на мать.

– Извини. – Диниш снова плюхается на диванчик. – Меня просто страшно нервирует, что ты живешь одна в глуши, даже без телефона. До Деолинды – пятнадцать минут на машине. До остальных соседей – и того дольше. Случись что – никто просто не узнает, что надо бежать тебе помогать…

– Глупости! – Дона Жасинта откусывает нитку – у нее на удивление крепкие для ее возраста зубы, ровные и белые, с трогательными, как у ребенка, зубчиками. – Ничего со мной не случится. Лучше приезжай почаще, нервничать будешь значительно меньше.

– А почему, – внезапно спрашивает Диниш, – ты стиральную машину выставила на улицу? Ты ей совсем не пользуешься?

– Ты понимаешь, – говорит дона Жасинта и сконфуженно смеется, – как-то я не могу с ней. Там теперь кошки живут. Им нравится. А я могу и в тазу постирать. Не так много я пачкаю.

* * *

Диниш целует дону Жасинту в обе щеки, наклоняется и гладит черно-белую собаку, потом выпрямляется и снова целует дону Жасинту.

– Ну, – говорит он наконец, – я поехал. Не скучай.

Дона Жасинта молча улыбается и кивает.

Когда машина Диниша скрывается за холмом, в кармане у доны Жасинты что-то тихонько курлычет. Дона Жасинта сует руку в карман, достает крошечный мобильный телефон и прижимает его к уху.

– Уехал, ага, – отвечает она на чей-то вопрос. – Ну как… как обычно. Хочет, чтобы я в город переехала. Нет, конечно, что мне там делать? Нет-нет, пусть сам и приезжает, нечего. Нет, не нужно, я уже по интернету заказала, завтра с утра, сказали, привезут. И я тебя. И Амброзиу тоже целуй.

Дона Жасинта кладет телефончик в карман, наклоняется и рассеянно гладит сунувшуюся под руку черно-белую собаку.

* * *

– Долго еще? – спрашивает скрежещущий голос. – У меня все затекло!

– Давай, – говорит Диниш, – здесь нас точно уже не видно. Остановишься?

– Да ну, – бурчит голос, – на ходу даже быстрее. Держись!

Машина Диниша начинает подрагивать, метаться из стороны в сторону и вдруг подпрыгивает и с хлопаньем выбрасывает черные кожистые крылья. Над капотом появляется рогатая голова, а запасное колесо оказывается тщательно свернутым шипастым хвостом.

Дракон взмывает в воздух, делает круг, другой, потом опускается на землю.

– Слезь-ка, – командует он Динишу, – мне надо чуть-чуть размяться, а то я себя чувствую идиотской жестянкой на колесах.

Диниш спрыгивает на обочину и поспешно отбегает от дракона, который валится на спину и начинает кататься по земле.

– Нет уж, – говорит Диниш, качая головой, – жестянкам на колесах до тебя – как до неба. Но вот моя собака очень похоже просит, чтобы ей почесали животик.

Дракон ухмыляется зубастой пастью.

– Ты мне лучше вот что скажи, – говорит он, поднимаясь на ноги и совершенно по-собачьи встряхиваясь, – ты вот уговариваешь мать переехать к тебе в город. А что ты будешь делать, если однажды она согласится?

Не сегодня

Каждый день сеньор Маурисиу Гонзага просыпается ровно в шесть часов утра.

– Нела! – кричит он. – Завтрак быстрее, женщина, я опаздываю!

В шесть ноль одну судорожно зевающая дона Нела накидывает шаль поверх розовой пижамы в мишках-гамми и идет на кухню, шлепая тапками и усилием воли открывая слипающиеся глаза.

На кухне дона Нела режет хлеб «Региональный» грубого помола и мажет его обезжиренным маргарином «Флора», евро десять за пачку, с карточкой «Клуб мини-цена» скидка до пятнадцати процентов.

В шесть ноль три сеньор Маурисиу Гонзага в одних трусах входит в ванную и начинает там сморкаться, кашлять и отхаркиваться.

Дона Нела в это время ставит на огонь большую чугунную сковородку и наливает в нее немного растительного масла для жарки «Фула», евро двадцать пять сентимов за литр, с карточкой «Клуб мини-цена» скидка до пятнадцати процентов.

Между шестью ноль пятью и шестью ноль семью растительное масло для жарки «Фула» начинает плеваться и обжигает доне Неле руку или щеку.

– Ой! – говорит дона Нела и выливает на сковородку одно яйцо от домашней курицы Курицы, которая живет на балконе в коробке из-под телевизора «Грюндиг».

В шесть одиннадцать сеньор Маурисиу Гонзага в белой рубашке в синюю полоску, черных трусах и черных носках заходит в кухню, неся в руке серые полушерстяные брюки, синий галстук в пупочку, как у «того парня с TVi», и газету «Мяч».