Лучшее лето в её жизни
Шрифт:
– …и прямо по голове сковородкой! Вы представляете, дона Консейсау? Взяла с плиты сковородку, горячую еще, и прямо по голове…
– Что вы говорите, дона Фатима? Сковородкой?! А дона Мария де Жезуш сказала – ножом… Сказала, там кровищи было….
– Нет-нет, она перепутала. Не ножом, а сковородкой. По голове. Ужасно так, голова раскрылась прямо пополам!
– Ну надо же… а дона Мария де Жезуш…
– Ну дона Консейсау, дорогая моя, ну кого же вы слушаете, доны Марии де Жезуш, если хотите
– Была, – произнес кто-то рядом со столиком, и разгоряченные дамы умолкли, как будто у них разом кончился завод. – Была дона Мария де Жезуш, была дона Одет со второго этажа, сеньор Матуш был. Еще была барышня Изабел, но она сразу ушла.
Дона Консейсау как-то странно хрюкнула и принялась шумно копаться в сумочке. Дона Фатима надорвала пакетик с сахаром, высыпала сахар в чашечку и начала очень тщательно его размешивать.
– А разве у вас там еще что-то есть? – Аждрубалинью поднялся на цыпочки и заглянул в чашечку к доне Фатиме. – Сказать тете Лидии, чтобы принесла вам еще кофе?
Тетя Лидия пробыла в городе еще неделю, освоила кофеварку, большую соковыжималку и огромную Селиину печь, но потом как-то враз утомилась и засобиралась домой – к виноградникам, оливам, козам, двум свиньям, ослику и пожилой кобыле Бранке.
– А жеребенок у нее есть? – спрашивает Аждрубалинью, подавая тете свою меховую безрукавку.
– Ну откуда же жеребенок, – говорит тетя Лидия и сует безрукавку в большую сумку, где уже лежат меховые сапожки и другая одежда Аждрубалинью. – Она уже старенькая.
– А лошаденок?
Тетя Лидия всхлипывает и прижимает Аждрубалинью к себе. Аждрубалинью коротко морщится и нетерпеливо высвобождается из тетиных рук.
– А лошаденок? – повторяет он.
Абилиу Нашсименту гладит кошку
Абилиу Нашсименту сидит в красном продавленном кресле и гладит кошку.
Обычно кошка любит, когда ее гладят. Обычно, но не сегодня. И всякий раз, когда тяжелая рука опускается кошке на спину, она нервно мявкает и судорожно впивается когтями в толстые колени Абилиу Нашсименту.
Абилиу Нашсименту отдергивает руку и задумчиво шевелит усами. Если кошка не хочет, чтобы я ее сегодня гладил, думает он, то почему она не уходит? А если она не уходит, то почему она меня царапает? Может, она хочет уйти, но ей лень? Может, скинуть ее на пол?
Кошка слышит эти мысли и немедленно втягивает когти.
Кошка не хочет, чтобы ее скидывали на пол.
Кошка знает, что в коридоре ее подстерегают два кота – Ким и Пушистый.
Кошка регулярно принимает таблетки антисекс, и от одной мысли о котах у нее начинается головокружение, тошнота
Абилиу Нашсименту сидит еще немного с отдернутой рукой, но кошка у него на коленях не шевелится. Абилиу Нашсименту шумно вздыхает и снова начинает гладить кошку.
Коты Ким и Пушистый лежат на полу в коридоре. Прохладный линолеум приятно холодит бледно-рыжие меховые животы.
Котам скучно. Котам хочется, чтобы в коридор вышла кошка. На кошку можно напасть и загнать ее с гиканьем на шкаф.
Пушистому нравится нападать на кошку. Когда кошка убегает от него по шкафу, со шкафа сыплются вниз мышастые комочки пыли.
Пока Ким гоняет кошку, думает Пушистый, надо будет собрать все комочки и отволочь под диван.
Под диваном у Пушистого склад комочков пыли. Пушистый охраняет свой склад и никого к нему не подпускает, даже Абилиу Нашсименту.
Киму нравится поджидать кошку на шкафу. Когда кошка убегает по шкафу от Пушистого, на нее можно неожиданно напрыгнуть и победить.
Пока Пушистый ловит свои комочки пыли, думает Ким, надо будет схватить кошку за шкирку и что-нибудь с ней сделать.
Ким старше и увереннее Пушистого, и у него есть либидо. Месяц назад Ким украл тапок Абилиу Нашсименту и с тех пор живет с ним, как с женой.
Абилиу Нашсименту тяжело ворочается в красном продавленном кресле.
Он знает, что ему надо встать и выйти на улицу за едой для себя, для кошки и для котов Кима и Пушистого.
Если я не выйду на улицу, думает Абилиу Нашсименту, не двигаясь с места, мы все тут умрем с голоду.
Утром Абилиу Нашсименту уже пробовал один раз выйти на улицу, но не смог обуть ботинки, потому что коты куда-то закатили специальную обувательную палку с лопаткой на конце.
Абилиу Нашсименту попытался обуть ботинки на ощупь, но края ботинка загнулись внутрь, и нога не влезла.
Тогда Абилиу Нашсименту попытался нагнуться к ботинкам, чтобы отогнуть края изнутри и помочь ноге влезть, но не смог дотянуться через живот.
Задыхаясь, Абилиу Нашсименту сел в красное продавленное кресло и стал гладить вскочившую к нему на колени кошку.
Если бы здесь кроме меня жил еще кто-нибудь, думает Абилиу Нашсименту, он бы мне помогал. Он бы обувал мне ботинки, нашел бы мою палку и ходил бы со мной за едой.
Кошка слышит эти мысли и начинает топтаться по Абилиу Нашсименту.
Ну зачем нам еще кто-то? – топчется она. Ведь мы так славно живем вместе! Разве нам плохо вдвоем?
Котов Кима и Пушистого кошка в расчет не берет. Они – досадная помеха, ошибка кошачьей юности, когда кошка еще не принимала таблетки антисекс и любила не Абилиу Нашсименту, а соседского Барнабе.
В дверь звонят.
Раз. Другой. Потом еще три раза.
Так звонит Каролина со второго этажа.