Лучшее лето в её жизни
Шрифт:
Каролина часто приходит к Абилиу Нашсименту.
Если бы Абилиу Нашсименту позволял, Каролина приходила бы значительно чаще.
Каролине нравится Абилиу Нашсименту. Она находит его домашним и уютным, как продавленное красное кресло.
Но Абилиу Нашсименту не позволяет ей приходить чаще.
Каролина плохо влияет на кошку, – от ревности кошка худеет и становится злой и дерганой, – и на котов Кима и Пушистого. Когда Каролина приходит, коты начинают валяться по полу ногами вверх и кричать басом, потом Пушистый
Каролина звонит в дверь еще раз.
Абилиу Нашсименту приподнимается в кресле.
Он думает, что Каролина могла бы помочь ему обуть ботинки, найти палку с лопаткой и сходить с ним за едой.
Кошка изо всех сил прижимается к его коленям.
Ты меня не любишь! – страдальчески молчит она, отчаянно сжимая и разжимая лапки. Ты сейчас встанешь и уйдешь с Каролиной, а меня отдашь котам Киму и Пушистому!!!
Абилиу Нашсименту сглатывает и усаживается обратно в красное продавленное кресло.
Несколько секунд он еще смотрит в сторону входной двери, потом шумно вздыхает и снова начинает гладить кошку.
Сладкий рис
– Тема нашего сегодняшнего семинара странным образом напомнила мне, как однажды, когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас… – профессор Родригу Вила-Нова-и-Куньяш замолкает на секунду, сует в рот трубку, несколько раз сосредоточенно щелкает зажигалкой, потом расслабленно откидывается на спинку стула и, блаженно прикрыв глаза, принимается пускать абсолютно мультипликационные клубы дыма.
Инасия и Сузана переглядываются. Если Вила-Нова-и-Куньяш ударился в воспоминания – прощай семинар. Так и будет бубнить четыре часа без перерыва, а потом непременно удивится: «Как, уже всё? Вот я всегда говорю: чем интереснее тема занятия, тем быстрее бежит время!»
Сузана корчит «рожу номер пять»: поджимает губы, закатывает глаза под лоб и делает эдакое движение бровью, которое Инасии никак не удается, хотя она каждое утро тренируется перед зеркалом. Инасия неприлично громко фыркает, испуганно прикрывает рот рукой и осторожно оглядывается – не слышал ли кто.
Но внимания на Инасию никто не обращает, все заняты своими делами. Вечно невыспавшийся Карлуш дал себе волю и так судорожно зевает, что Инасии становится боязно – не вывихнул бы он челюсть.
Мауру открыл под партой брошюрку с цифровыми головоломками и яростно грызет ручку.
Тереза положила на колени мягкую коричневую торбу, сунула туда руки и впала в вязальный транс: глаза полуприкрыты, губы шевелятся в такт тихому пощелкиванию спиц.
И только Граса что-то быстро строчит в тетради, то и дело бросая на профессора преданные взгляды. Инасия с отвращением смотрит на Грасу и думает, что конспектировать нескончаемые воспоминания престарелого преподавателя – это чересчур даже для такой подлизы и карьеристки.
– …а отец к нам никогда напрямую не обращался, в наше время считалось, что разговоры с детьми – ниже родительского достоинства. Поэтому он говорил в пустоту, но очень громко, чтобы все слышали. – Профессор выпускает особенно густое облако дыма и прячется за ним, как за занавеской.
От его монотонного журчания Инасию клонит в сон. Чтобы не уснуть, она начинает рисовать в блокноте сказочное чудище с кудлатым куском тумана вместо головы.
– …а я на отца так разозлился! И говорю… Элса! Вот зачем вы это делаете?! – внезапно нервно вскрикивает профессор, и все, кроме Мауру, вздрагивают, даже Карлуш прекращает зевать, хотя уж он-то точно не Элса.
В аудитории воцаряется напряженная тишина. Сузана, Инасия, Тереза и Граса пытаются по направлению профессорского взгляда понять, кто из них сегодня – впавшая в немилость Элса, но Родригу Вила-Нова-и-Куньяш опять окутался дымом, поди пойми, куда он смотрит…
– Как же я не выношу Вила-Нову, – шипит Инасия Сузане, кладя на поднос салфетки. – Старый маразматик! Ты возьми ложки, а я возьму хлеб, – добавляет она, выискивая в ящике две булки поцелее. – Никак не пойму, по ним ходили, что ли?! Почему они все раздавленные?!!
– Да бери любые, мы же их есть будем, а не дом ими украшать, – легкомысленно говорит Сузана и наливает себе супу из большой помятой кастрюли, к которой прицеплена картонка с надписью «Бульон с клецками». – Ну что такое… опять таблички перевесили… Инасия, будешь гороховый суп?
– Буду. – Инасия отбирает у Сузаны тарелку и ставит на свой поднос. – Ты двигайся давай, а то опоздаем.
Сузана послушно идет к кассе, но притормаживает у десертов:
– Тебе яблоко или сладкий рис?
– Мне ничего! – рявкает Инасия и с такой силой толкает поднос, что суп выплескивается на булки и салфетки.
– Ну подумаешь, ну назвал Вила-Нова тебя Элсой. Не только же тебя… – Сузана лепит из мякиша крошечный кубик и бросает его на стол. – Он всех Элсами зовет, когда не в настроении.
– Кроме Грасини, – едко отвечает Инасия. Она уже поменяла поднос, взяла две другие булки и одну из них даже съела, но все равно продолжает злиться. – Знаешь, что он мне заявил?
– Что? – Сузана вылепила еще два кубика, потыкала в них зубочисткой и теперь играет сама с собой в кости.
– Что вместо того чтобы рисовать на него карикатуры, я должна была брать пример с Грасы и записывать.
– Что записывать?! Его дурацкие мемуары???
Инасия кивает с несчастным видом.
– Он говорит, что в конце семестра проверит… А Граса сто процентов не даст списать!
– Граса не даст, – задумчиво подтверждает Сузана, ссыпает мякишные кубики себе в рот и начинает механически их жевать.