Лучшее лето в её жизни
Шрифт:
Конечно, это будет последний обед в этом кафе, но зато к кофе подадут виски или коньяк за счет заведения.
Мэтр Варела любит обедать в обычных уличных кафе.
Там не сильно удивляются таракану в тарелке.
Луиш
Я присутствовал при родах, в обморок не упал, но на меня снизошла Благодать в форме катарсиса.
Ладони опять
Надо бы встать, пойти их вымыть – горячей водой, да с мылом. Туалет с умывальниками в конце коридора – предпоследняя дверь по правой стороне. Надо только встать…
Но Луиш сидит смирно.
Луиш боится разбудить Сильвию.
Измученное лицо Сильвии растеклось по подушке.
Она громко дышит, а в углу приоткрытого рта коростой запеклась высохшая слюна.
Луиш вытирает руки об халат. Вначале одну, потом другую. Он знает, что через секунду ладони снова увлажнятся, но все равно вытирает – тщательно и остервенело, как старательная, но склочная операционная сестра.
Сильвия начинает похрапывать.
Ее храп, нескончаемый комариный писк ламп дневного света в коридоре и размеренный механический лай какой-то неупокоенной собачьей души на улице на мгновение заглушают восхитительный и мучительный звук льющейся где-то воды.
Луиш закрывает глаза, и перед его взором встает широкая глуповатая улыбка умывальника. Из блестящего крана хлещет вода, а из прикрепленного у зеркала розового баллончика лениво стекает тягучая жемчужная струйка мыла.
Луиш вскакивает.
– Ты куда?
Голос у Сильвии звонкий, как будто и не спала.
– Пойду помою руки.
– Ты их мыл пятнадцать минут назад!
– Откуда ты знаешь?
– Я ТЕБЯ знаю. – Сильвия открывает глаза. – Луиш, пожалуйста!
Луиш покорно садится. Сильвия улыбается. Теперь в ее голосе – нежность.
– Спасибо. Ты такой молодец!
– Потому что не пошел мыть руки? – Луиш тоже улыбается, хотя и кривовато, и пытается тыльной стороной ладони погладить Сильвию по щеке.
Сильвия хватает его руку и целует в ладонь. Внутри Луиша все съеживается от неловкости. Ведь рука грязная, грязная! Липкая, влажная, разве ж можно ее – губами?
– Я очень тобой горжусь, – шепчет Сильвия. – Тетя Джулия говорила, что многие мужчины не выдерживают. Падают в обморок.
– Ну, я их могу понять. – Луиш высвобождает руку из пальцев Сильвии и украдкой вытирает ее об халат. Становится легче, но ненамного. – Зрелище не из приятных.
Сильвия тихонечко смеется.
– Если бы мы были такими же нежными, как вы, род человеческий уже давно бы вымер. Никто бы никогда не рожал. Но ты молодец. Ты потрясающе держался!!!
– Зеркальце есть? – спрашивает фигура в зеленом голосом тети Джулии.
Луиш достает из кармана зеркальце, которым пользуется на работе, чтобы видеть внутренности компьютеров.
– О, на ручке! Отлично! – радуется зеленая фигура. – Теперь смотри сюда!
Луиш послушно смотрит на маленькое темное пятнышко, на которое ему указывает зеленый перчаточный палец.
– Что это?
– Это головка, балда!
Головка… это темное, влажно поблескивающее пятнышко – головка…
Луиша начинает мутить.
– Ну, племянник, не трусь! – подбадривает его голос тети Джулии. – Всего ничего осталось!
И Луиш смотрит, не в силах отвести глаз, на темное пятнышко между напряженных бедер Сильвии. Оно растет. Растет медленно, но неуклонно, пока наконец с негромким чавкающим звуком не превращается в покрытую слизью крошечную голову.
– Нет! – кричит Луиш.
– Ты просто скромничаешь, – говорит Сильвия. – Ты себя недооцениваешь.
Она окончательно проснулась и пытается устроиться поудобнее.
– Помоги-ка мне сесть, – весело требует она, – что-то я какая-то неуклюжая сегодня.
Луиш еще раз наскоро вытирает руки об халат и усаживает Сильвию, стараясь прикасаться только к ткани ее ночной рубашки. Круглый живот, к которому он привык за последние несколько месяцев, исчез, и Сильвия напоминает сдувшийся шар.
С неожиданной силой Сильвия обнимает Луиша, не давая ему разогнуться.
– Ты полюбишь ее, – шепчет она. – Ты зря так переживаешь. Ты почувствуешь, что она твоя, и полюбишь ее, как я! Ты еще станешь совершенно сумасшедшим папашей, вот увидишь!
Луиш просыпается от ощущения, что его только что пнули в живот. Он проводит рукой – никого. Только округлившаяся уютная Сильвия посапывает и вздыхает. Значит, приснилось. Луиш прижимается к Сильвии и закрывает глаза и в эту же секунду получает очередной пинок.
«Это ребенок, – думает Луиш, отодвигаясь от Сильвии. – Это чертов ребенок уже вовсю со мной воюет».
– Станешь-станешь! – Сильвия отпускает Луиша и потягивается. – До того как Сандра забеременела, Педру Эзекиел был еще хуже тебя. «Ах, зачем нам ребенок! Ах, нам вдвоем так хорошо! От ребенка сплошные расходы и неприятности!» – гнусавит Сильвия. У нее действительно получается так похоже на Педру Эзекиела, что Луиш смеется.
– И что? – спрашивает он.
– И ничего. С тех пор как родилась Лаура, он от нее не отходит. Сандра говорит, что если бы он мог, он бы и грудью сам кормил! – Сильвия победно смотрит на Луиша. – И ты так будешь, я уверена!
Луиш пытается представить, как он кормит грудью то слизистое, синевато-серое, что вылезло из Сильвии. Все его веселье улетучивается, к горлу подкатывает тошнота, а ладони снова становятся влажными и липкими.
Триумф на лице Сильвии сменяется испугом.
– Ну пожалуйста, – умоляюще говорит она. – Ну возьми себя в руки! Ведь это же твоя дочь! Наша дочь!