Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Амонет произнесла что-то на неизвестном Голеску языке. Официант пугающе хохотнул и сделал запись в блокноте, который возник как-то из ниоткуда.
— Прекрасный выбор. Господин?
— Blutwurst. Я посетитель с отменным аппетитом, — сказал Голеску.
— Конечно, — кивнул официант и испарился.
Голеску подался вперед и зашептал:
— Неужели вы действительно украли его из…
— Ой, гляди, цыганка! — закричала молодая женщина.
К столику подскочила влюбленная парочка, вышедшая
— Эй, цыганка, что нас ждет? Будем ли мы любить друг друга до гроба?
— Вам осталось жить три дня, — мрачно произнесла Амонет.
Девица ойкнула, парень побледнел и ругнулся вполголоса. Они исчезли в ночи.
— Зачем вы сказали им такое? — потрясенно спросил Голеску.
Амонет пожала плечами и налила себе вина.
— А зачем мне лгать? Три дня, три часа, три десятилетия. За ними все равно приходит Смерть. Я им всем это говорю. А почему бы и нет?
— Неудивительно, что дела у вас идут так вяло! — заметил Голеску. — От вас же ждут хороших предсказаний!
— А зачем мне лгать? — повторила Амонет.
Голеску ошарашенно потеребил усы.
— Почему вы так говорите? — промолвил он наконец. — Зачем вы притворяетесь, будто ничего не чувствуете? Ведь вы же любите маленького Эмиля, правда?
— Я люблю Эмиля?! — изумленно переспросила она, а затем ядовито улыбнулась. — Да разве можно любить такую тварь? Все равно что вас.
У стойки, словно подчеркивая презрительную реплику Амонет, взвизгнула какая-то женщина.
Голеску отвернулся. И тут же принялся залечивать уязвленное самолюбие, под другим углом рассматривая ее слова, выражение лица и тон, так что к тому моменту, когда официант вернулся с подносом, ему практически удалось переписать всю сцену, превратив ее чуть ли не в трогательное объяснение.
— А вот что у нас для милого юноши, — провозгласил официант, поднимая крышку с блюда. — «Сосиски по-венски», жаренные на вертеле!
На блюде высилось искусное сооружение из «венских» сосисок на деревянных шпажках, воткнутых в Целый курган картофельного пюре.
— Ну разве не прелесть? — спросил Голеску. — Эмиль, скажи дяденьке «спасибо».
Эмиль ничего не ответил, но потянулся к тарелке.
— Он говорит «большое спасибо», — пояснил Голеску, когда из-под шали донеслось чавканье.
Перед Амонет официант поставил тарелку с обжаренными кусками какого-то животного, почерневшими до полной анонимности.
— Мадам… господин, — продолжал официант, ставя блюдо перед Голеску.
Тот вздрогнул и заморгал: на какой-то миг ему показалось, что Blutwurstпульсирует и корчится, а тушеные баклажаны с жареным луком копошатся, словно черви. Голеску твердо сказал себе, что
— Обязательно приберегите местечко для десерта, — посоветовал официант.
— Вам тоже осталось жить три дня, — сказала ему Амонет.
Официант от души рассмеялся.
Они отправились на следующую ярмарку и два дня спустя приблизились к окраинам очередного городка. Там Амонет свернула с дороги на пустырь и, вытащив из-за пазухи небольшой кошелек, вручила его Голеску.
— Идите купите провизии, — приказала она, — Мы будем ждать здесь.
Голеску хмуро глянул на кошелек и потряс им возле уха.
— Негусто, — отметил он. — Но это ничего, мое сокровище. Теперь у вас есть мужчина-добытчик.
— Купите картошки, — велела ему Амонет.
— Конечно, мой самоцвет, — ответил он и с улыбкой спрыгнул на землю.
После чего послушно двинулся в город.
— Не то чтобы она бессердечна, — говорил он себе. — Просто за ней надо как следует поухаживать, вот и все. С ней никто и никогда не обращался по-доброму. Пора, Голеску, забросить ведро в колодец твоего обаяния.
Первым делом он отправился на поиски бани. Разыскав ее и уплатив мрачному турку у дверей, он вошел, разоблачился и покорно претерпел пытки кипятком, паром, мочалкой, массажем и, наконец, бритвой. Однако от померанцевой воды он отказался, предпочитая сохранить естественный мужской запах, и ограничился тем, что спросил дорогу к рыночной площади.
Покинув ее час спустя, он действительно нес мешок картошки. Еще Голеску приобрел лук, муку, масло, колбасу, бутылку шампанского, коробку австрийского шоколада и букет хризантем.
Он был вознагражден лицезрением того, как округлились у Амонет глаза при его появлении.
— Что это? — спросила она.
— Это вам, — ответил он и сунул цветы ей в руки.
Голеску еще не доводилось видеть Амонет ошарашенной. Она взяла цветы с некоторой опаской. Вид у нее был до странности смущенный.
— И что полагается с ними сделать? — поинтересовалась она.
— Наверное, поставить в воду? — отозвался Голеску и стал выгружать остальные покупки, с усмешкой поглядывая на Амонет.
Тем вечером, когда они остановились на ночлег на поляне, которая имела не такой зловещий вид, как обычно, и была не так сильно завешана паутиной, и когда по небу протянулась белая полоса звезд, Голеску направился в повозку за подарками. Хризантемы совсем увяли, хотя и были втиснуты в кувшин с водой, но шоколад и шампанское уцелели, поскольку до сих пор хранились на дне мешка. Напевая себе под нос, Голеску притащил их к костру вместе с парой помятых оловянных кружек.