Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
— Нет, — сказал Эмиль.
— Нет? Ладно. Голеску, друг мой, не забывай, что беседуешь с идиотом.
Однако воображение его никак не унималось, пока он заметал следы куриной аферы и потом весь тот долгий день до самого вечера. Несколько раз до него доносился топот копыт: кто-то скакал мимо — может быть, искал доктора Кретулеску?
Когда на землю опустились первые сумеречные тени, Голеску выбрался наружу и разжег костер. Сидя у огня, он услышал, как по дороге едет повозка, а минуту спустя — треск веток, который означал, что повозка свернула и направляется на поляну. Голеску изобразил на лице гримасу, которая, как он надеялся, должна была сойти за невинность, собачью преданность и терпение,
— С возвращением, моя королева! — крикнул он, едва завидев Амонет. — Видите? Я не только не сбежал с Эмилем в картежный притон, но и приготовил вам славный ужин. Садитесь перекусите. Я займусь лошадьми.
Амонет подозрительно оглядела его, однако из повозки вылезла и к огню подошла.
— Где Эмиль? — грозно спросила она.
— Лежит себе в своем ящичке, где ж ему еще быть? — ответил Голеску, уступая ей место.
Снова увидев ее вблизи, он почувствовал холодок разочарования: Амонет выглядела усталой и раздраженной и была совсем не похожа на бессмертную, отведавшую таинственного нектара. Голеску оставил ее у костра и пошел поить лошадей. И лишь когда он вернулся и устроился напротив нее, в нем шевельнулось плотское желание.
— Полагаю, весь тот хлам, что хранился в повозке, теперь спрятан в надежном тайнике? — вежливо поинтересовался он.
— Можно сказать и так, — невесело усмехнулась Амонет. — Пока задняя повозка целиком в вашем распоряжении.
— Мы получили хорошие денежки?
Амонет только пожала плечами.
Голеску улыбнулся про себя, отметив, что кошелька при ней нет Он продолжал болтать с обезоруживающей непринужденностью, покуда Амонет не заявила, что идет спать. От всей души пожелав ей спокойной ночи и воздержавшись при этом от всякого рода намеков, Голеску проследил, как она забирается в повозку, — как всегда, вид Амонет сзади его совершенно покорил, — и, подождав несколько минут, зажег фонарь и поспешил ко второй повозке.
Оказавшись внутри, Голеску повыше поднял фонарь и огляделся.
— Блистательное отсутствие, — удовлетворенно заметил он.
Ни коврика, ни картины, ни серебряной ложечки. Так и должно быть. Но…
— Где же деньги? — вслух поинтересовался Голеску. — Ну же, выходи, кованая шкатулочка. Сюда-сюда, тяжеленький кошелечек. Она наверняка сбыла товару на целое состояние. Ну-ка…
Голеску принялся обшаривать все шкафы и сундуки, поначалу поспешно, потом внимательнее, выстукивая стены в поисках тайников и проверяя, нет ли у ящиков второго дна. Через полчаса он был обескуражен и готов застонать от досады.
— Но где-то же они должны быть! — воскликнул он. — Если, конечно, сумма не столь ничтожна, что Амонет прячет свою убогую долю за корсажем!
Ворча себе под нос, он вышел наружу и засыпал костер. Затем вытащил из кустов свой саквояж с деньгами и новую одежду, в том числе дневной наряд Эмиля. Перепрятав все это в шкафчик в повозке, Голеску растянулся на полу и крепко задумался.
— А я ведь уже видел такие унылые надутые лица, — провозгласил он в темноту. — Отчаявшиеся. Вялые. Обиженные. Может, она и больна, но так выглядят шлюхи, которых заставляют работать сутки напролет, а потом обирают до нитки. Так вот… Так вот, может быть, она жертва какого-то воротилы? Преступного гения, у которого повсюду воры, перекупщики и посредники, а весь навар стекается к нему? Что если он сидит на вершине золотой пирамиды, собирая дань с мелких жуликов по всей земле? Какая славная мысль!
Голеску рывком сел и сжал кулаки.
Ночью его снова разбудило пение Амонет. Ее голос был словно уголек, что медленно тлеет в костре, словно завиток дыма, который поднимается над пеплом, когда умирает
Они покатили дальше. Горы по-прежнему маячили впереди, но, к облегчению Голеску, долина его подвигов осталась далеко позади. За продажу слабого раствора желтой краски никого еще не вешали, но за непростительную удачу кое-кого случалось и повесить; так или иначе, Голеску предпочитал держаться на приличном расстоянии от любого непредсказуемого результата своей деятельности.
Горы наконец приблизились — и были без труда преодолены, поскольку Амонет провела повозки какой-то тайной тропой, судя по всему, хорошо ей известной. На второй день к обеду они приехали в довольно большой город в предгорьях — с роскошными домами и собором с куполом.
Скоро здесь должна была начаться ярмарка — ее устраивали на просторной площади, где гулял ветер, гоняя по булыжной мостовой желтые листья. Голеску попробовал было дать несколько своих обычных дельных советов касательно предприятия Амонет, но внимания не снискал. Покорившись судьбе, он встал в очередь за разрешениями вместе с другими ярмарочными торговцами, которых уже начал узнавать в лицо. Однако они тоже отвергли всяческие его попытки завязать разговор. Чиновник, выдававший разрешения, был груб и бестолков.
Когда опустились сумерки и ярмарка ожила — зажглись яркие газовые фонари, заиграла каллиопа, [35] — Голеску был не в лучшем настроении.
— Ну вылезай, бледная немочь, — проворчал он, вытаскивая Эмиля из повозки. — От чего ты тут прячешься?
— Очень ярко, — всхлипнул Эмиль, крепко зажмурившись и норовя укрыться у Голеску под сюртуком.
— Мальчик мой, мы в крупном современном городе, — сообщил Голеску, рассекая толпу и безжалостно волоча Эмиля за собой, — Это газовое освещение, чудо цивилизации. Скоро у нас совсем не будет ночи, если, конечно, мы сами не захотим. Только представь себе! Придется тебе жить в погребе. Думаю, тебе понравится.
35
Каллиопа — клавишный музыкальный инструмент со свистками.
— Хочу сосиску на палочке, — захныкал Эмиль.
— Терпение, — отозвался Голеску. — Чесаться да жрать стоит только начать. Так что пока почешись, а там, глядишь, и поешь. Да куда же запропастился этот ларек с сосисками?!
Он заметил знакомого торговца и протолкнулся к прилавку.
— Эй! «Венскую» сосиску, пожалуйста. — Голеску протянул монетку.
— Сосиски кончились, — ответил торговец. — Есть сармале [36] с мамалыгой и токитура [37] с мамалыгой. Выбирайте.
36
Сармале — род голубцов.
37
Токитура — обжаренные кусочки мяса и потрохов.
У Голеску потекли слюнки.
— Сармале и побольше мамалыги.
Он взял бумажный кулек и, отыскав относительно тихое местечко, устроился на груде сена.
— Эмиль, дорогой, присаживайся и кушай. Мамалыгу тебе а острое сармале мне. Договорились?
Эмиль приоткрыл глаза ровно на столько, чтобы успеть рассмотреть блюдо.
— Я не могу это есть. Тут соус.
— Но ведь совсем чуть-чуть! — Голеску покопался среди голубцов и вытащил наружу ком мамалыги. — Гляди! Объедение!
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
