Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Ни бумаг, ни письменных принадлежностей за исключением полированного сундучка с откидывающейся передней стенкой, который мог служить для чего-то подобного. Но внутри оказалось лишь мутное зеркало зеленого стекла — и больше ничего. Бегло осмотрев сундучок, Голеску захлопнул его, но в кончиках пальцев осталось какое-то неприятное покалывание.
В кладовой тоже не густо: черствый хлеб, луковица, немного картошки. Несколько кастрюлек и медное бельевое корыто. Потирая подбородок, Голеску окинул все это задумчивым взглядом.
— И никаких
Услышав слабый протестующий вскрик, он вскочил и заглянул под койку.
— Ну конечно! — воскликнул он и открыл ящик.
Эмиль заскулил и забился подальше от света, закрыв лицо руками.
— Эй, не сердись, — проговорил Голеску, вытаскивая его наружу. Он опустился на четвереньки, не обращая внимания на плач Эмиля, и осмотрел ящик. — Где же твоя хозяйка прячет золото, крошка моя? Не здесь, да? Тысяча чертей!
Он снова уселся на постель. Эмиль попытался заползти обратно в спасительную темноту, но Голеску схватил человечка за ногу.
— Эмиль, сокровище мое, в этом мире ничего нельзя достичь, если не можешь гулять при дневном свете, — заявил он. — Да и мне ты тогда пользы не принесешь. Что ты не поделил с солнцем, а?
— Оно мне глаза жжет, — всхлипнул Эмиль.
— Правда? — Голеску подтянул его поближе, силой отнял руки от лица и заглянул в мокрые глаза. — Попробуем-ка что-нибудь с этим сделать. А как только мы решим эту проблему… — Голеску не договорил, расплывшись в улыбке.
Эмиль вывернулся и исчез в своем ящике. Голеску ногой задвинул его.
— Спи, моя картошечка, — сказал он, поднимаясь. — Только никуда не ходи, а твой любимый дядя Барбу к вечеру вернется с подарками!
Напевая себе под нос, он вытер лицо панталонами Амонет, снова засунул их в карман и выбрался из повозки. Задержавшись лишь затем, чтобы запереть дверь, он отправился искать ближайшую дорогу.
Городок он, однако, нашел не скоро, а там то да се, пятое да десятое — так что вернулся Голеску только к закату.
Он поставил на землю свою ношу — большую коробку и битком набитый мешок — и отпер дверь.
— Вылезай, крошка Эмиль, — позвал он и, не получив ответа, запрыгнул в повозку и открыл ящик. — Вылезай!
— Хочу есть, — с укором пропищал Эмиль, но остался лежать.
— Вылезай, и я сварю тебе картошечки! Уже можно, солнце село. Неужели не хочешь поглядеть, что я тебе принес, неблагодарная ты тварь?
Эмиль неохотно поднялся, а Голеску его подгонял. Человечек остановился в дверях и высунулся, подозрительно надув тонкие губки. Увидев низкое красное солнце, он пронзительно взвизгнул и закрыл лицо руками.
— Да, я тебя обманул, — признал Голеску, — но только примерь… — И он достал из кармана очки с синими стеклами и, силой отведя руки Эмиля от лица, напялил очки ему на переносицу. Очки тут же свалились, поскольку нос у Эмиля был такой маленький и узенький,
Голеску порылся в принесенном мешке и вытащил длинный шерстяной шарф. Он прорезал в нем две дырки, а Эмиль тем временем верещал и трясся. Затем, пристроив очки обратно на нос Эмилю и придерживая их большим пальцем, Голеску обмотал шарф вокруг головы человечка, словно повязку на глаза, и расширил прорези, чтобы открыть стекла.
— Смотри-ка! Очки! — воскликнул Голеску, — Теперь солнце тебе не страшно, правда? Да открой же свои глазенки, чтоб тебя, шмакодявка!
Судя по всему, Эмиль его послушался, поскольку тут же замер, опустив руки по швам. Нижняя губа у него вяло отвисла от удивления.
— Погоди-погоди! — продолжал Голеску. — Это еще не все!
Он снова покопался в мешке, извлек холщовый кучерский плащ и укутал Эмиля. Плащ был рассчитан на человека вдвое крупнее, так что Эмилю он оказался длинноват, точнее, просто-напросто волочился по земле, к том же Голеску пришлось минуты три изрядно попотеть, просовывая безвольные руки Эмиля в рукава и отворачивая обшлага. Но когда хлопоты по застегиванию остались позади, Эмиль был словно в палатке.
— И наконец последний штрих… — И Голеску достал из мешка широкополую фетровую шляпу и водрузил ее Эмилю на голову.
Отступив на шаг, Голеску любовался результатом.
— Ну разве не красавец? — проговорил он. На самом деле Эмиль был похож на гриб, но рот у него закрылся. — Вот видишь? Теперь солнце тебе не страшно. Упырь может разгуливать средь бела дня. Что нужно сказать доброму дядюшке Барбу?
— Хочу картошку, — отозвался Эмиль.
— А! Хорошо, давай попируем. У нас сегодня еще много дел, — сообщил Голеску, приподнял мешок и с загадочным видом потряс его.
Костер он развел довольно быстро и подвесил кипятиться котелок с водой, чтобы сварить Эмилю картошку. Себе Голеску и вправду устроил настоящий пир из принесенных запасов: зажарил кролика с беконом и луком, а чтобы лучше усвоилось, запил снедь вином, красным, словно бычья кровь. Отставив бутылку, Голеску закурил славную большую сигару, а Эмиль тем временем послушно отправился к реке мыть посуду.
— Хороший раб, — весело похвалил Эмиля Голеску. — Ну что ж, такая жизнь меня устраивает. Когда все помоешь, принеси медное корыто. Я тебе помогу его наполнить. И раздобудь еще хворосту для костра!
Когда Эмиль приволок корыто, они наполнили его водой из реки, а потом, спотыкаясь, притащили обратно к костру и поставили греться. Голеску достал из мешка свое очередное приобретение — трехкилограммовый бумажный пакет с печатью аптеки. Эмиль глядел на огонь, и его бессмысленное лицо из-за очков казалось еще более бессмысленным, однако при виде пакета он заинтересовался.
— Мы будем делать Черное Зелье? — спросил он.
— Нет, моя лапочка, мы будем делать золотое зелье, — ответил Голеску.