Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Голеску, ворча себе под нос, побрел на ярмарку. Однако он совершенно забыл об обиде, когда обнаружил, что кошелек Амонет остался у него.
Теперь шатры вырастали словно грибы, хотя день был настолько знойный и душный, что украшавшие их яркие флажки висели безжизненно. Голеску купил себе дешевую шляпу и немного постоял, изучая ряды со съестным. В конце концов он взял себе стакан чаю и пирожок с черносливом, покрытый сахарной глазурью с каким-то ядовитым привкусом. Голеску с удовольствием съел пирожок и, облизывая глазурь с
К ночи ярмарка совершенно изменилась. Ребятишки разошлись по домам, и опустевшая карусель катала теперь разве что призраков; а на смену детям пришли молодые парни. Они толкались и ржали или торчали, разинув рты, у низких дощатых помостов, на которых орали шуты. В одном шатре показывали занятных уродцев, в другом извивалась танцовщица, в третьем выступал человек, способный голыми руками брать раскаленное железо. Яркие огни отчаянно сражались с тьмой. Кругом слышались музыка и сиплые вопли.
Ко всему этому Голеску оставался равнодушным.
— Как это — слишком жесткий? — взвился он. — Я выложил за него пятнадцать грошей!
— Я не могу это есть, — прошептал Эмиль, морщась от света фонарей.
— Гляди! — И Голеску схватил жареный кукурузный початок и впился в него зубами. — Мм! Тает во рту! Ешь, ты, плакса!
— На нем перец. Очень остро. — Эмиль принялся заламывать руки.
— Ерунда! — заявил Голеску с набитым ртом. — Пища богов. Так что же ты тогда будешь есть-то? А, ясно! Ты же упырь, так что тебе нужна кровь, да? Понимаешь, мы сейчас некоторым образом на людях, так что придется обойтись чем-нибудь другим. Ну, что ты хочешь? Засахаренное яблоко? Вареники? Бастурму? Жареную картошку?
Эмиль тихонько заплакал, из громадных кроличьих глаз потекли слезы, и Голеску, вздохнув, отшвырнул объеденный початок.
— Пойдем, — сказал он и потянул человечка за руку.
Они обошли все ларьки со съестным, пока Эмиль наконец не согласился попробовать «венскую» сосиску, которую насадили на палочку, обмакнули в кукурузное тесто и обжарили в масле. К радости Голеску, угощение Эмилю понравилось. Во всяком случае он безропотно жевал сосиску и покорно позволял тащить себя за руку. Голеску бросил взгляд на кибитку Амонет и увидел, как оттуда выходит клиентка — бледная и потрясенная.
— Нет, только погляди, — с отвращением процедил Голеску. — Один-единственный фонарик. Ни тебе вывески, ни тебе зазывалы, никто не заманивает публику. И вот результат — одна жалкая клиентка! И все! Где ореол тайны, я спрашиваю? Она же Вещая египтянка! Наверное, вторая профессия приносит ей солидный доход. Да?
Эмиль ничего не ответил, полностью сосредоточившись на сосиске.
— А может, и нет, если она позволяет себе только такого слугу, как ты. Куда же деваются
Эмиль еле заметно пожал плечами, не переставая жевать.
— Со мной она бы за десять минут забыла что угодно, если бы только мне удалось заставить ее принимать меня всерьез, — задумчиво произнес Голеску, глядя на кибитку. — А для этого, само собой, лучше всего произвести на нее впечатление с помощью денег. Надо что-то придумать, репоголовый.
— Четыре тысячи семнадцать, — сказал Эмиль.
— А? — Голеску обернулся и уставился на него.
Эмиль ничего больше не сказал, зато в тишине отчетливо и громко прозвучал голос зазывалы:
— Ну что, умники, попытайте счастья! Азартные игры! Бросайте кости, угадывайте карты, крутите рулетку! Или скажите, сколько в кувшине просяных зерен, и получите денежный приз! Всего десять грошей за догадку! А вдруг вы выиграете? Да-да, вы, сударь, который с сынишкой!
Голеску вдруг понял, что зазывала обращается к нему. Он возмущенно воскликнул:
— Он мне не сынишка!
— Ну так дядюшка, какая разница? Попробуйте угадать, а? — вопил зазывала. — Ну что вы теряете?
— Десять грошей! — проворчал Голеску, и тут до него дошло, что денежки-то не его, а Амонет. — А, была не была!
Он подошел к палатке, волоча Эмиля за собой.
— А какой у вас приз?
— Двадцать тысяч леев, — ответил зазывала.
Голеску закатил глаза.
— Да уж, хватит, пожалуй, на безбедную старость! — скривился он, однако в карман за десятью грошами все же полез. Он недовольно глянул на стеклянный кувшин, который стоял позади прилавка на полке, украшенной гирляндами цветов нового государственного флага. — Наверняка насовали туда камней для объема… Гм-гм, ну… сколько, говорите, тут просяных зерен? Ну, скажем…
— Четыре тысячи семнадцать, — повторил Эмиль.
У зазывалы отвисла челюсть. Голеску посмотрел сначала на одного, потом на другого. И просиял.
— Так, значит, это правильный ответ? — спросил он. — Ах, святые угодники!
— Нет-нет, — возразил зазывала, не без труда овладев собой.
— Как же, — протянул Голеску. — По глазам вижу!
— Нет, неправильный, — уперся зазывала.
— Нет, правильный! Хотите, высыплем зерна и пересчитаем, сколько их там?
— Нет, и вообще вы мне еще не заплатили, и вообще это был ваш мальчонка, а не вы, и вообще это не считается… и…
— Ах, прохвост! Вы что, хотите, чтобы я закричал? У меня превосходные легкие! Хотите, чтобы я поведал всему миру, как вы отказались выдать бедному ребенку заслуженный приз за верную догадку? Хотите, чтобы…
— Замолчите! Замолчите, я заплачу эти чертовы двадцать тысяч!
Зазывала протянул руку и зажал Голеску рот. Голеску улыбнулся ему, и усы у него поднялись, словно у таракана.