Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
— Ну конечно же нет. Будем друзьями! — Беглец подался вперед, таща за собой пленника — как там она его назвала, Эмиль?.. — Барбу Голеску, к вашим услугам. А вы — мадам…
— Амонет, — представилась женщина.
— Великолепно! — воскликнул Голеску. — Мадам Амонет, так у вашего мужа точно не найдется лишней пары брюк, которую он мог бы мне одолжить?
— У меня нет мужа, — отозвалась женщина.
— Невероятно! — с ухмылкой заметил Голеску. — Что ж, милая мадам, может быть, вы дадите мне одеяло, пока мы не найдем подходящей одежды?
— Сейчас принесу, — сказала женщина и ушла.
Он растерянно посмотрел ей вслед, а потом положил саблю и несколько раз сжал и разжал кулак, разминая затекшие пальцы. Другой рукой он по-прежнему придерживал неподвижного Эмиля.
— Только без глупостей, ты, репоголовый, — вполголоса пробормотал Голеску. — Эй, я говорю, без глупостей! Ты что, глухой?
Он поднял Эмиля за шиворот и окинул критическим взглядом. Пленник заскулил и отвернулся. Вид у него был болезненный. Не так давно бедняге выбрили голову, и теперь волосы росли скудными неровными клочками.
— Ну ладно, наверное, ты действительно глухой, — решил Голеску. — Но твоя черная мамочка тебя любит, да? А мне это очень кстати. — Он пошарил кругом и нащупал веревку, которой был обвязан ковер. — Сиди смирно, а не то сверну твою кривую шею, ясно?
— От вас плохо пахнет, — тоненьким голоском пропищал Эмиль.
— Ба! Ты сам воняешь, как отсыревший ковер! — ответил Голеску, обвязывая веревку вокруг запястья Эмиля. Другой конец он намотал себе на руку и подтянул пленника поближе. — Ну вот, теперь не убежишь. Мы с тобой подружимся, ясно? Ты скоро ко мне привыкнешь.
Он выбрался на сцепку и спрыгнул на землю. Ноги подкашивались от усталости, так что он попытался опереться на плечо Эмиля, но человечек сложился под его тяжестью, будто картонка.
— Похоже, дрова ты ей не колешь и воду не таскаешь, — проворчал Голеску, подтягивая панталоны.
Из-за повозки вышла Амонет и молча вручила ему одеяло.
— Хилый он, этот ваш раб, — сказал ей Голеску, — Да будет мне позволено заметить, вам в помощь нужен мужчина. — И, завернув в одеяло свои обширные телеса, самодовольно ухмыльнулся.
Амонет отвернулась и пошла прочь.
— У костра хлеб и помидоры, — бросила она через плечо.
Одной рукой придерживая одеяло, а другой волоча Эмиля, Голеску направился к костру. Амонет сидела совершенно неподвижно, уставившись на огненный танец, и едва удостоила их взглядом.
— Так-то лучше, — сказал Голеску, усаживаясь и протягивая руку за караваем.
Он отломил краюшку, обмакнул в котелок с тушеными помидорами и принялся жадно есть. Эмиль, который был по-прежнему привязан к его руке и при каждом движении болтался туда-сюда, стал вялым и безучастным, словно соломенное чучело.
— Итак, — начал Голеску с набитым ртом, — мужа у вас нет. Вы уверены, что не нуждаетесь в мужчине? Сами понимаете, мадам, я не о постельных делах говорю, боже меня упаси, нет-нет! Я
Губы Амонет изогнулись. Презрение? А может быть, и улыбка.
— Раз уж вы об этом заговорили, — начала она, — Эмиль не слишком хорошо ладит с людьми. А сама я предпочитаю не иметь с ними дел. Полицейские сказали, что вы из цирка. Вы знаете, как получать у мелких чиновников разрешения на представление?
— Разумеется! — воскликнул Голеску, небрежно махнув рукой. — Тот, кто вам нужен, называется «антрепренер». Положитесь на меня!
— Хорошо. — Амонет отвела взгляд и снова уставилась в огонь, — Платить вам я не смогу, зато стану лгать ради вас. У вас будут кров и пища.
— И костюм, — напомнил Голеску.
В знак согласия она пожала плечами.
— Что ж, тогда договорились, — подытожил Голеску и устроился поудобнее. — А чем вы занимаетесь? Я имею в виду, официально?
— Предсказываю будущее, — отозвалась Амонет.
— А! Но на цыганку вы не похожи.
— Я не цыганка, — ответила она с ноткой усталости в голосе. — Я из Египта.
— Ах вот как, — усмехнулся Голеску и потер пальцем нос. — Таинственная мудрость Востока, которую вы унаследовали прямиком от древних фараонов. Отлично, мадам, на пейзан это должно производить сильнейшее впечатление.
— Для клоуна вы знаете слишком много ученых слов, — заметила Амонет.
Голеску поморщился и краешком одеяла принялся стирать остатки грима.
— В действительности я не клоун, мадам, — с достоинством возразил он. — Я жертва обстоятельств, клеветы и политических интриг. О, если бы я мог рассказать вам мою историю, вы бы разрыдались от жалости!
Амонет улыбнулась, и блеск белых зубов на неподвижном темном лице так напугал Голеску, что он едва не вскрикнул.
— Сомневаюсь, — только и ответила она.
Голеску не стал отвязывать Эмиля на ночь, решив, что не может полностью доверять Амонет, пока не получит по крайней мере пару брюк. Он устроился на жестком полу кибитки, положив Эмиля под голову вместо подушки, и хотя тот время от времени жалобно скулил и пахло от него действительно как от сильно отсыревшего ковра, для человека, решительно настроенного поспать, это были сущие пустяки.
Лишь один раз за ночь Голеску проснулся. Снаружи громко пела женщина, и в голосе ее слышалась такая надрывная грусть, что у Голеску невольно защипало в глазах, но одновременно в резких звуках неведомого языка ощущалась какая-то скрытая угроза. Словно под луной выла волчица. Голеску подумал было выглянуть наружу, чтобы посмотреть, не нужно ли ее утешить, но почему-то при одной мысли об этом по спине у него побежал непонятный холодок. Голеску хмыкнул, перекатился на спину и снова уснул.