Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
В ответ Амонет лишь повернулась и исчезла в повозке, прижимая сумку к груди.
Однако, когда Голеску собрал узелок и зашагал прочь, на душе у него потеплело. Деньги, смена одежды и полное отсутствие интереса полиции!
Он не особенно беспокоился, что в его отсутствие Амонет решит уехать. У тех, кто кормится на дороге, не так уж много мест, где можно промышлять, а Голеску был в числе этих людей достаточно долго, чтобы изучить все ярмарки и цирки, которые они объезжали из года в год. Нужно всего-навсего следовать за кибитками, и рано или поздно он снова
Вернувшись в Кронштадт в сумерках, Голеску задержался у низкой темной двери. На то, что за ней находится трактир, не было ни малейшего намека, однако оттуда тянулся густой запах вина и браги, который говорил сам за себя, и весьма красноречиво. Голеску пригнулся, вошел и, едва его глаза привыкли к темноте, различил стойку, бочонки, столы в темных углах — все, что и ожидал увидеть.
— Стаканчик шнапсу, любезный, — бросил он понурому трактирщику.
За столиками сидели тихие пьяные, кто-то косился на него с некоторым подозрением, остальным было все равно. Кое-кто, казалось, и вовсе умер, ссутулившись над стаканом. Разговаривали только два погонщика скота у стойки. Голеску бодро улыбнулся ближайшему и, шлепнув по стойке монеткой, понес свой шнапс к свободному столику.
— Везде его обыскались, — сказал в это время один из погонщиков. — Продавал это зелье, из-за которого куры вроде должны были хорошие яйца нести.
— Убили кого? — спросил второй погонщик.
— Да не слыхал вроде, а тех почти всех постреляли…
Голеску как можно тише приподнялся и переставил табуретку так, чтобы сидеть к стойке спиной. Он поднес стакан к губам и, осмотревшись, наткнулся на взгляд человека, затаившегося в темном углу.
— За ваше крепчайшее здоровье, — произнес Голеску и выпил.
— А что это у тебя в узелке? — спросил тот, кто сидел в углу.
— Ах, сударь, мамаша послала меня за хлебушком, — ухмыльнулся Голеску.
Незнакомец поднялся и подошел поближе. Голеску невольно отпрянул. Незнакомец не обратил на это внимания и уселся за его столик.
Это оказался худой старик в потертом и порыжевшем черном сюртуке, застегнутом до самого горла. Незнакомец был лыс, с изможденным восковым лицом, и от него попахивало; но взгляд у него остался устрашающе пронзительным. Глаза сверкали, словно жемчужины, — белые, как у слепца.
— Ездишь с Вещей египтянкой, да? — спросил старик.
— Это еще кто? — поинтересовался Голеску, опуская стакан на стол.
Старик насмешливо покривился.
— Я знал ее, — ответил он. — Мадам Амонет. Тоже с ней ездил. Видел тебя на ярмарке в Аргезе — ты возле ее повозки ошивался. Говоришь за нее с чиновниками и на посылках бегаешь да? Я за тобой следил.
— Вы перепутали меня с каким-то другим видным мужчиной, — отрезал Голеску.
— Пф! — Старик отмахнулся. — Я тоже на нее работал. У нее всегда есть раб, который повинуется
— Друг мой, я никому не повинуюсь, — заявил Голеску, однако ощутил занятный укол ревности. — Она всего лишь бедная слабая женщина, не так ли?
Старик расхохотался. При этом он поскрипывал.
— Скажи, она по-прежнему скупает краденое для Черта?
— А кто Он такой, этот Черт? — спросил Голеску, отодвигаясь и стараясь выглядеть как можно беспечнее.
— Ее хозяин. Я Его видел. Однажды. — Старик рассеянно поднял руку и прихлопнул муху, которая села ему на щеку. — Солдаты разграбили мечеть, утащили большой золотой светильник. Она заплатила наличными. Он был не тяжелый, но, сам понимаешь, неудобный такой. И когда мы подъехали к Тойфельбергу разгружаться, она мне велела помочь ей отнести светильник, чтобы всякие художества не поломать. Вот тогда я Его и увидел, Черта этого. Ждал возле своих длинных повозок. Был похож на богатого саксонца.
— Извините, друг мой, я не понимаю, о чем вы, — сказал Голеску. А потом набрал побольше воздуху и выпалил: — Хотя лично я слышал о главаре воров, который, вероятно, в определенных кругах известен под кличкой Черт. Я прав? Это просто могущественный человек, которому достаточно пальцем пошевелить, и подкупленные чиновники кинутся выполнять его повеления? И богатства стекаются к нему сами собой?
Старик снова заскрипел.
— Думаешь, ты вычислил его? — проговорил он. — И еще думаешь, ему в банде не хватает языкастого парня, да?
Голеску от неожиданности онемел и только глаза вытаращил. Он снова приложился к стакану.
— Вы что, мысли читаете?
— Да я был такой же глупец, — сказал старик и для пущей убедительности стукнул по столу, хотя стук его руки был не громче, чем от снятой перчатки. — Думал, разбогатею в два счета. А она проложит мне путь наверх. Я и представления не имел, кто она на самом деле.
— А кто она, дедуля? — поинтересовался Голеску, многозначительно подмигнув трактирщику.
Тот вздрогнул и отвел взгляд. Старик, не обратив на это внимания или действительно не заметив, подался вперед и зашептал:
— По белу свету ходят-бродят стригои. Можешь не верить, можешь смеяться, но они и правда существуют! Души им ни к чему. Им подавай красивые вещи. И если где-то война, они вьются кругом, словно мухи, и таскают трофеи. Если в каком-то доме вот-вот случится пожар и ему суждено сгореть дотла, они про это уже знают — заранее принимаются шнырять по улице, а глазища так и сверкают! Дожидаются ночи, чтобы пробраться внутрь и утащить картины, резные украшения, книги, все дорогое и редкое, и успевают до пожара. Иногда и детей уводят. Так вот она из таких. Только она устала и обленилась. Скупает у воров, вместо того чтобы самой потрудиться. А Черту все равно. Забирает, что она Ему приносит, и дело с концом. А она тогда снова начинает ездить по кругу от ярмарки к ярмарке, и даже убийцы крестятся, когда на них падает ее тень, но все равно носят ей красивые штуковины. Так ведь?