Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Нагнувшись, он попытался разжать сведенные пальцы. Из кулака торчало что-то черное — морда крошечной фигурки, кое-как вылепленной из глины. Крокодил.
— Хочу картошку, — захныкал Эмиль.
Голеску вздрогнул.
— Сначала надо выкопать могилу, — сказал он.
В результате могилу он копал в одиночку, поскольку Эмиль в своем противосолнечном снаряжении не мог управляться с лопатой.
— Покойся с миром, моя прекрасная незнакомка, — пробормотал Голеску, с трудом нагнувшись, чтобы опустить обернутое простыней тело Амонет в яму. — Надо было, конечно, положить
Он выпрямился и снял шляпу. Подняв очи горе, он добавил:
— Святые угодники, если это несчастное создание и вправду продало душу дьяволу, тогда покорнейше прошу извинить меня за беспокойство. Но если случайно найдутся какие-нибудь лазейки, которыми она может воспользоваться, чтобы избежать адских мук, я уповаю на то, что вы проведете ее через них к вечному упокоению. Кстати, с этой минуты я намерен следовать по пути куда более добродетельному. Аминь.
Он надел шляпу, снова взялся за лопату и закопал могилу.
Той ночью Голеску всплакнул по Амонет — или, по крайней мере, по упущенным возможностям, — а потом она ему приснилась. Однако к тому времени, когда взошло солнце, блеклое из-за дыма кронштадтских труб, Голеску уже начал улыбаться.
— Теперь у меня в распоряжении четыре прекрасные лошади и две повозки, — сказал он Эмилю, подбрасывая хворосту в огонь, над которым в котелке грелась вода для картошки. — От такого никто не станет нос воротить, правда? А еще у меня есть ты, о бедное дитя несчастья. Твой блеск слишком долго скрывали от мира.
Эмиль сидел себе, уставившись на котелок сквозь очки. Голеску намазал на горбушку сливовое варенье и отхватил громадный кусок.
— Бухарест! — воскликнул он с набитым ртом, разметывая крошки. — Константинополь, Вена, Прага, Берлин! Мы будем шествовать по золотым улицам всех великих городов на свете! Вся картошка, какой только ни пожелает твое крошечное сердечко, на тончайшем ресторанном фарфоре. А что касается меня… — Голеску сглотнул. — Я стану вести жизнь, для которой предназначен. Слава и всеобщее уважение. Прекрасные женщины. Финансовые затруднения — лишь смутное воспоминание! Друг мой, мы дадим толпе то, чего она жаждет. В конце концов, что терзает человека всю его жизнь? Страх старости. Страх несостоятельноети. Одиночество и бесплодие — как это ужасно! И с какой охотой люди будут платить, чтобы избавиться от этого, а? Как ты думаешь? Ах, Эмиль, впереди у тебя большая работа!
Эмиль повернул к нему бесстрастное лицо.
— Работа, — повторил он.
— Да! — подтвердил Голеску и улыбнулся ему. — С твоими баночками, горшочками и химикалиями, мой гений. Черт с ними, с цыплятами! Мы станем великими — мы с тобой, ты да я. Грядущие поколения будут считать нас героями. Как этого, ну, того, кто украл огонь с небес. Прокруст, вот как его звали.
Но к твоей скромной и застенчивой натуре я отношусь с пониманием. Я милосердно укрою тебя от огней рампы и полностью приму на себя тяготы славы. Ибо теперь я — кто бы ты думал?.. — Голеску понизил голос. — Профессор Гадес!
В базарный день, неделю спустя, повозки покатили по Кронштадту. В час, когда на улице больше всего народу, Голеску ехал со скоростью величавой улитки. Те, кому приходилось жаться к домам,
ПРОФЕССОР ГАДЕС
ВЛАДЕТЕЛЬ ТАЙН
Кое-какие праздные гуляки тащились за повозками и глазели, как Голеску выводит кибитки на пустырь сразу за Купеческими воротами. Глазеть гуляки глазели, но помощь не предлагали, и Голеску сам распрягал лошадей и возился с бочонками и досками, устраивая подмостки. Гуляки с интересом наблюдали, как к Голеску приближается полицейский, и были разочарованы, когда Голеску вручил ему все необходимые бумаги и щедрую взятку. Полицейский прикоснулся к шлему и удалился; Голеску взобрался в переднюю повозку и закрыл дверь. Больше ничего занятного не произошло, поэтому гуляки через некоторое время разбрелись.
Но когда в школе кончились уроки, прибежали поглазеть дети. К этому времени помост уже скрывали с трех сторон красные занавеси, а в щели между досками были засунуты рекламные листки. Сын лавочника подобрался поближе и нагнулся посмотреть, что там написано.
— «Развлекайтесь даром», — прочитал он вслух, чтобы удовлетворить любопытство приятелей. — «Здоровье и Сила — все для вас! Профессор Гадес Знает Все На Свете!!! Перед Вами Выступит Мирмидианский Гений!!!»
— Мирмидианский? — удивился сын учителя.
— «Хитроумные Мгновенные Калькуляции! — продолжал читать сын лавочника. — Рис, Горох, Ячмень, Просо, Бобы — Мирмидианский Гений Мгновенно Назовет точное количество в вашем кувшине. Того, кто сумеет провести мирмидианского гения, ждет главный приз!»
— Что такое «мирмидианский»? — спросил сын кузнеца.
— Что такое «хитроумные мгновенные калькуляции»? — поинтересовался сын цирюльника. — Он что, догадывается, сколько бобов в кувшине?
— Жульничество, — заключил сын полицейского.
— Ничего подобного! — прогремел из-за занавеса бестелесный голос. — Вот увидите, мальчики! Бегите по домам и зовите друзей на бесплатное представление — оно будет здесь нынче же вечером. Обещаю показать вам подлинные чудеса! И не забудьте принести бобов!
Мальчики разбежались, с таким рвением торопясь исполнить приказ невидимого незнакомца, что сам Черт в преисподней улыбнулся и записал их имена на будущее. Они послушно разнесли вести по всему городу. Когда в сумерках мальчики вернулись, с ними пришло множество взрослых. Перед повозками, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, стояла целая толпа.
Теперь по обе стороны от сцены горели факелы, вспыхивая под порывами холодного ветра, от которого и звезды вспыхивали тоже. Алый занавес трепетал и плясал, словно пламя. Когда его приподнимал ветер, те, кто стоял поближе, замечали, что под ним ходят ноги, и было слышно, как кто-то бубнит и топает.
Цирюльник прокашлялся и крикнул:
— Эй! Мы тут замерзнем до смерти!
— Тогда я вас согрею! — прогрохотал зычный голос, и занавес резко отъехал в сторону.
Порыв ветра тут же вернул его на место, но лишь после того, как толпа успела мельком увидеть Голеску во всем великолепии мефистофельского наряда. Тогда Голеску взялся за занавес, приоткрыл его и величаво выступил вперед.