Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Прошу прощения. Вчера я прервал сеанс, потому что «мой» НТ проснулся, и мне не хотелось его пугать. Со времени моего последнего отрывочного сообщения нас занесло снегом. Он в каком-то тихом потрясении наблюдал, как я разжигаю костер. Бог знает, что бы он подумал о той штуке, в которой я говорю. И о разговоре тоже. Сам он издает звука три-четыре. Я ждал, пока он уснет, чтобы включить компьютер. После того, как НТ меня освободил, он пошел за мной вверх по склону. Было очевидно, что он не собирается причинять мне вред, хотя это было бы несложно. В нем около шести футов росту, если он распрямится, только он никогда не распрямляется. Вес прикинуть сложно, потому что он весь в волосах, за исключением рук и лица. Наверное, двести пятьдесят фунтов. Я очень спешил забинтовать ногу, которая кровоточила (в итоге все обошлось). В расселине все оказалось совсем не так, как было. Кто-то рылся в моих припасах. Медведь? Коробка смята, половина еды исчезла. Повезло еще, что уцелело космическое одеяло. Я расстелил его, а НТ сложил рядом свои пожитки: грубо сделанный топор, тяжелую, негнущуюся и невероятно гадко пахнущую кожаную накидку, небольшой мешок из кишки с пятью камнями внутри, речные камешки, белые. Он показал их мне, словно я должен понимать, что они обозначают. И я понял, но об этом позже. Он шевельнулся.
По пятницам я пропускаю ланч, чтобы сберечь аппетит до ресторана. Я не удивился, увидев новое сообщение, и
Идет снег. С помощью камней он считает. Я видел, как этим утром он выкинул один. Осталось три: он, как и я, живет, считая дни. Мы едим личинки жуков. Вроде НТ засовывают гниющее мясо под бревна и камни, а потом собирают личинки. Такое своеобразное животноводство. Личинки не так уж плохи. Я пытаюсь воспринимать их как какие-то мелкие овощи. Личинка много «говорит» руками. Я стараюсь отвечать. Когда мы не разговариваем, когда я не привлекаю его внимание, он как мертвый, но когда я трогаю его руку и шлепаю по лицу, он оживает. Остальную часть времени он как бы спит. А потом спит по-настоящему; НТ очень много спят. Руки у него совсем человеческие, очень белые, как и лицо. Все остальное коричневое, покрыто густым светлым мехом. Я зову его Личинкой. Он меня никак не зовет. Кажется, его не интересует, кто я, откуда взялся. До захвата все еще два дня (— 46), значит, до тех пор он полностью мой. Нежданная награда. Тем временем погода, и без того отвратительная, становится все хуже, меня беспокоят батарейки компьютера, нет солнца, чтобы подзарядить их. Об остальном потом.
Мы с Роном всегда встречаемся на одном и том же месте, у будки рядом с витриной «Бургер Берет» на углу Шестой авеню и Десятой-стрит. Рон качает головой, читая письма. Это может означать что угодно.
— Ты меня поражаешь, — говорит он.
— Хм?
— Нечего хмыкать. Это ты писал. Совершенно очевидно, если подумать.
Я не могу снова сказать «хм», поэтому просто молчу.
— Меня на эту мысль натолкнуло место насчет овощей. И никто, кроме тебя, не знает столько о неандертальцах. Как они считают, как не умеют разговаривать. Ты сам рассказывал мне обо всем этом.
Это расхожая теория, возражаю я. В этом нет ничего нового. Кроме того, я не сочиняю рассказы. Я пишу отчеты.
Даже мне стало ясно, что он разочарован.
— Честное скаутское?
— Честное скаутское, — повторил я.
Мы с Роном вместе ездили в скаутский лагерь «Фильмонт». Это было сто лет назад, до того, как он вышел в большой мир, а я решил держаться от этого мира подальше. Но клятва осталась.
— Ну, ладно. Значит, это кто-то из твоих коллег валяет дурака. Не только я один знаю о твоих исследованиях. Я просто единственный, с кем ты снисходишь до разговоров.
Потом он сказал, что они с Мелани собрались пожениться. Разговор потек быстрее, и в то же время замедлился, когда я поднял голову, его уже не было. Меня тут же охватила паника, но когда я оплатил счет и поднялся к себе в квартиру, она постепенно рассеялась, как газ рассеивается в открытом пространстве. Для меня замкнутое пространство сродни открытому.
Ньюсгруппа в выходные молчала, но заголовки новых сообщений появлялись по одному в день, как витамины, которые я обещал матери принимать.
Мои запасы вышли, но Личинка потащил меня с собой искать под бревнами личинки. Один он бы не пошел. Третий день идет снег. Остался еще один день. Дрова надо беречь, поэтому мы сидим в глубине расселины, прижавшись друг к другу, завернутые в космическое одеяло и вонючий балахон Личинки. Мы сидим, смотрим на снег и слушаем, как с грохотом падают куски льда, и мы разговариваем. Некоторым образом. Он машет руками и берет мои руки в свои. Он дергает меня за волоски на руках, тянет за пальцы, иногда даже шлепает по лицу. Уверен, он не понимает, что я из далекого будущего, да и как ему уловить подобную мысль? Но я понимаю, что он изгнанник. Была ссора, кто его знает, из-за чего, и его прогнали. Камешки — его приговор, это я понял, Личинка так чувствует. Каждое утро он избавляется от одного, выкидывает из нашей пещеры в снег. Его понятие о числах очень примитивное. Пять много, два, столько осталось этим утром, мало. Полагаю, когда они кончатся, он отправится «домой», но он так же одинок с двумя камнями, как и с пятью. Наверное, он не может думать вперед, а только назад. Хотя здесь холодно, как в аду, мне жаль, что назначенный час так близок. Я учусь его языку. У вещей здесь нет имен, зато есть ощущение самих вещей.
Субботу и воскресенье я провел в лаборатории, один. А что делать? Когда еще я могу остаться наедине с костями? У меня единственного имеется доступ к Арлевильской Находке, двум скелетам, НТ и ХС, обнаруженным бок о бок, что доказывает существование между ними контакта. Личинки согласуются с моими исследованиями зубов НТ. Конечно, если верить Рону, это просто выдумка. Неужели так? В воскресенье я обнаружил следующее:
Планы изменились, хочу перенести дату захвата, пропустить один цикл. Я знаю, это не по протоколу, но у меня есть причины. Личинка отчаянно хочет избавиться от камешков и вернуться к племени. Эти создания гораздо более социальны, чем мы. Они с трудом выживают в одиночестве. Я стал лучше его понимать. Приходится много работать руками, жесты и прикосновения, и я понимаю все лучше и лучше. Не думая, а чувствуя. Все равно что глядеть боковым зрением — стоит посмотреть прямо, как все исчезает. Но если не смотреть, все здесь. Почти как сон, может быть, это и есть сон, потому что я часто проваливаюсь в дремоту. Нога заживает хорошо. У Личинки остался один камень, он счастлив, почти. Я ощущаю обратное: ужас, который охватит его, если он навеки расстанется с племенем. Мы хотим получить еще одного Иши? [32] Какая пустота. Я убежден, нам надо выбрать тяжело больного НТ. Так что начнем снова со ста сорока четырех. Опасность существует, поскольку батареи компьютера садятся. Но у меня имеется план…
32
Иши — индеец-яхи, последний представитель истребленною племени, обнаружен в 1911 году на бойне города Оровилль, затем жил живым экспонатом при университетском музее в Сан-Франциско. «Иши» означает «человек».
Понедельник ненавистный мне день, когда я должен делить лабораторию (но не кости) с остальными. Хотя нельзя сказать, что они мне мешают. Я прокрутил ньюсгруппу, ища ежедневное послание, и обрадовался ему, как старому другу.
Получилось. Я пишу это среди гоминидов, не людей, скорчившихся (не сидящих, они стоят, лежат или опускаются на корточки, но никогда не сидят) вокруг большого дымящего костра. Я перестал волноваться, как они воспримут компьютер, они не любопытны. К тому же я пришел с Личинкой, они приняли меня без вопросов и без интереса. Может, потому что я пропах запахом Личинки. Они чаще всего молчаливо лежат или сидят на корточках, и когда один просыпается, просыпаются все или почти все. Всего их двадцать два, включая Личинку: восемь взрослых самцов, семь самок, пятеро детей, двое еще младенцы, еще есть два «старичка» неопределенного пола. Старички не особенно подвижны. НТ хватают за руки и «говорят», используя всего несколько звуков, зато множество толчков, потягиваний и жестов. Выражение их лиц такое же незамысловатое, как и речь. Они выглядят либо скучающими, либо взволнованными, ничего посередине. Едят много личинок и гнилого мяса. Они кладут гнилое мясо под бревна и скалы и приходят собирать личинок и мясных мух. По-моему, это такой вид животноводства, аппетит у меня от этого не портится. Если разобраться, все фермы одинаковы.
Все это было любопытно, но не ново. Все это могли бы написать мои коллеги по лаборатории, однако я знал, что они этого не делали. Они живут в другом мире, как люди с Шестой авеню по ту сторону стекла. Большинство из них даже не знает моего имени.
Завтра что-то будет. Охота? Я чувствую страх и опасность, и еще много работы и много еды. Все это смутное ощущение, которое передается мне от группы в целом. Сегодня днем они подожгли ветку с сухими листьями и вдыхали дым, передавая ее по кругу. Это какой-то вид растения, помогающий НТ общаться. Конечно, он помог и мне. Из «горящего куста», мычания и протянутых рук сложилась картина (не визуальная, а эмоциональная) какого-то большого умирающего зверя. Это сложно описать. Я стараюсь не навешивать на вещи ярлыков. Как если бы я был открыт для ощущения события как такового, вместо его участников. Смерть, поражение и победа, ужас и надежда. Обволакивающее, как дым, чувство. Все это сопровождалось, я бы даже сказал, усиливалось одним из старичков (более подвижным, чем я думал!), который вертелся вокруг костра, размахивая горящей веткой. Позже я поразил детишек (их поразить проще, чем взрослых), зажарив насаженные на палочки личинки. Получилось похоже на зефир. Только есть их они не стали, за исключением одного малыша, которого я прозвал Оливером, он потом облизывал губы и улыбался мне так, словно хотел съесть меня самого. Даже у маленьких НТ свирепый вид, не имеющий ничего общего с их деликатной натурой. Мужчины (и Личинка тоже) затачивали палки и закаляли наконечники в огне. Теперь они все спят одной кучей между костром и скалой, я держусь отдельно, на что им наплевать. Я могу вынести запах Личинки, но только не всей кучи, то есть племени.
Среда оказалась долгим днем. Я распечатал последние четыре письма (включая письмо за среду), чтобы показать Рону. По некоторым причинам я жаждал с ним «побеседовать». Может быть, мама права, мне необходим хотя бы один друг. Мама все-таки была врачом.
Этим утром нас разбудили дети, тянувшие космическое одеяло. Личинка пришел ко мне ночью. Интересно, ему нравлюсь я или одеяло? Неважно, я рад его обществу и привык к его запаху. Он участвовал в охоте и потащил меня с собой. Он понял, что я хочу пойти. Остальные не обращали на меня внимания, если не считать детей. Отряд состоял из семерых мужчин и двух женщин. Вожака я определить не смог. Они несли заостренные палки и топоры, но никакой еды или воды. Сомневаюсь, что они умеют переносить воду. Детей мы оставили со старичками и кормящими матерями и большую часть утра ползли вверх по длинному осыпающемуся склону, а потом перевалили через хребет и спустились в узкую долину, где вдоль ледникового потока росла высокая трава. Там я впервые в жизни увидел мамонта, уже мертвого. Он лежал рядом с кучей веток и листьев, мне «сказали», что это они заманили его в узкое место. Но убил его кто-то другой. Он лежал на боку, и в первый раз я увидел то, что, возможно, было следами пребывания ХС, потому что животное было уже освежевано, и очень тщательно. Даже череп разбили, чтобы вынуть мозг. Остались только шкура и кишки да несколько обрывков тугого мяса. НТ боязливо подошли, нюхая воздух и держась за руки (мои тоже). Я ощущал их тревогу. Это остатки дыма или мое собственное воображение навеяли мне жуткую сцену, как «темные» убили этого мамонта? Но все исчезло, прежде чем я успел вникнуть. НТ принялись размахивать своими палками, отогнали трех похожих на гиен собак, круживших рядом с тушей. Их страхи вскоре были забыты после этой победы, и они принялись обчищать тушу, жуя по ходу дела. Мамонт был убит недавно, но уже пованивал. НТ складывали внутренности и мясо в огромную шкуру, которую мы принесли с собой. К вечеру шкура была заполнена, мы перетащили ее через хребет и поволокли обратно по каменистому длинному склону. Мы не дошли полмили до стоянки, когда солнце село, НТ ненавидят темноту и боятся ее.
И вот мы сбились в кучу под скалой. Предстояла долгая холодная и вонючая ночь. Разумеется, никакого огня. Они всхлипывали во сне. Они не любят оказываться далеко от своего костра. Я тоже. Я начинаю переживать за компьютер, который каждый раз, когда я его загружаю, показывает, что батареи садятся. Здесь не так много солнца, как предполагалось. На самом деле, вообще нет.
— Честное скаутское? — снова переспросил Рон, прочитав распечатки, и я кивнул. — Значит, это кто-то из твоих коллег. Кому еще знать всю эту ерунду про неандертальцев и звать их НТ? А они правда едят личинок?
Я пожал плечами:
— Откуда мне знать?
— Полагаю, пещерные люди полны сюрпризов. И я сам приготовил сюрприз. В пятницу у меня последний учебный день. Мы переезжаем в Калифорнию. У Мелани там связи. Мы поженимся в Вегасе, по дороге. Иначе я пригласил бы тебя на свадьбу. Хотя и знаю, что ты бы не пришел.
В четверг я сидел дома больной. Так что не смотрел свою почту до пятницы, когда пришло два письма, если не считать сплетен от ньюсгруппы Фонда, которые я пропустил. Это были просто слухи, а я не люблю слухов. Поэтому и стал ученым.
Рассвет наконец наступил, без солнца. Что-то было неладно. Я почувствовал, пока мы спускались со скалы, держась за руки. В пещере, как и прежде, виднелись тени, но они стояли и двигались как-то иначе. НТ тоже это заметили, они упали на колени и с криками стали хвататься друг за друга. Обо мне забыли, даже Личинка. Пришли «темные». Костер дымил меньше, а тени двигались по-человечески, как мы с вами, и болтали. И еще ссорились. Донеслись звуки множества ударов. Они что-то разделывали. Я подошел ближе и, к своему ужасу, понял, что я один. Все НТ сбежали. Прежде чем я успел оглядеться и понять, куда они делись, меня заметили собаки. НТ не держат собак, а вот ХС держат. Может, они учуяли мясо, которое бросили, убегая, НТ. Но они с гавканьем окружили меня, гадкие твари. Скот или домашние питомцы? Из пещеры ко мне выбежали два ХС. Они принялись кричать, я заорал в ответ, подражая их звукам, надеясь убедить их, что я свой. Не Удалось. Они подошли ближе, потрясая копьями, на которых были грубые каменные наконечники. Потрясание копьями, как я понял, было просто актерством. Они лишь хотели прогнать меня. Я шагнул им навстречу, и они затрясли копьями сильнее. Они настоящие люди, никаких ошибок. Их лица очень выразительны. Кожа у них без волос и очень темная. Наверное, они подумали, что я НТ, потому что я такой белый, во всяком случае, по сравнению с ними. Ни моя походка, ни моя речь, ни мое лицо не похожи на их. Я видел за их спинами, что они разделывали. Там лежат мальчик, который осмелился попробовать жареную личинку, Оливер. Голова его была положена набок и разбита, чтобы вынуть мозга. У НТ большой мозг, даже у детей. Я ощутил почти скорбь, но предаваться ей не было возможности. Два ХС, потрясая своими копьями, шаг за шагом приближались. Я отступал, все еще пытаясь говорить, в надежде, что они примут меня за своего, но тут кто-то схватил меня за ногу. Это был Личинка. Он вернулся за мной. Идем! Бежим! Я помчался за ним, через кусты, вверх по каменистому склону, все выше, к скалам и снегам. Люди нас не преследовали.