Лучшие страхи года
Шрифт:
— Придется лезть в окно, — пробормотал Марк, и мы отправились обходить дом.
Когда он начал взбираться на дерево, у него соскользнула нога, и я подумал, что зря он это делает. Но он полез вверх, я за ним.
И тут сук с громким треском надломился, Марк рухнул вниз, сшибая ветки, а я съехал вниз по стволу. Поднялась суматоха, но я не ушел до тех пор, пока к Марку не сбежалась вся его семья вместе с губернатором штата, а он лежал на земле и истерически хохотал.
Мне здорово влетело от родителей. Но на следующий день я все же сумел вырваться
Марк лежал в постели с рукой в гипсе и забинтованной ногой. Его глаза горели, а на лице сияла та безумная улыбка, с которой он смотрел на Ларри. Мы оба знали, что произошло, но у нас попросту не хватило бы слов, чтобы кому-нибудь об этом рассказать. После этого мы с Марком стали избегать друг друга.
Потом наша семья переехала, и я с тех пор старался о Бэннонах не вспоминать. Так что для меня стало полной неожиданностью, когда через несколько лет Марк сам захотел со мной поговорить — я узнал об этом от мамы, вернувшись домой на Рождество.
— Мне звонила Мария Бэннон и спрашивала о тебе. Ты знаешь, я слышала, Марк по плохой дорожке пошел. Говорят, что Майк Бэннон переживал из-за этого гораздо сильнее, чем из-за потери губернаторского кресла.
Отец оторвал взгляд от газеты и сказал:
— Бэннон сильно сдал. Во время избирательной кампании он выглядел как лунатик. А ведь вначале все ставили на него.
Я решил навестить Марка исключительно из любопытства. Мои родители в то время жили в пригороде, а я — в Нью-Йорке. Но Бэнноны остались там же, на Мелвилл-авеню.
Миссис Бэннон встретила меня улыбкой, но при этом она выглядела такой несчастной, что я готов был сделать для нее все что угодно.
А когда я увидел Марка, он сказал мне:
— Мой ангел ушел и больше не возвращается.
Я вспомнил испуганного, потерянного ребенка, которого вел домой в ту ночь. И понял, что я единственный человек, кроме разве что его матери, которому он может об этом сказать.
Впоследствии я навещал его еще несколько раз, когда приезжал к родителям. Большую часть времени он был совершенно обдолбанным или в стельку пьяным и без своего ангела выглядел так, будто ему сделали лоботомию. Иногда мы просто сидели с ним рядом и смотрели телевизор, как в детстве.
Он рассказал мне, как его носило по странным и пугающим местам в разных концах света.
— Мне кажется, что это был не ангел. Вернее, не добрый ангел.
Врачи пичкали его успокоительным. Иногда он говорил так неразборчиво, что я почти его не понимал.
Майк Бэннон состоял во множестве комитетов и комиссий и был совладельцем юридической фирмы. Но он много времени проводил дома, в своем кабинете, и у Бэннонов всегда стояла мертвая тишина. Однажды, когда я уходил, он окликнул меня, предложил присесть и выпить.
Он спросил, как идут дела у его сына. Я сказал, нормально. Мы оба знали, что это не так. Лицо Бэннона выглядело постаревшим и осунувшимся.
Он
— Многим из нас Господь дает определенные… способности. Мы настолько к ним привыкаем, что начинаем пользоваться ими инстинктивно. Мы совершаем нужные поступки в нужное время, и это происходит так естественно, что нам кажется, будто кто-то сделал это за нас. У Марка множество проблем, но в его жизни бывали такие моменты. Мне рассказывали, что когда-то в детстве вы с ним спасли ребенка на льду, потому что Марк действовал очень быстро. Теперь он утратил эту способность. Она погасла, как лампочка.
Мне казалось, что Майк Бэннон пытается найти объяснение для самого себя, и я не знал, как ему в этом помочь.
Марк умер от передозировки, а может, покончил с собой, и меня попросили выступить на поминальной службе. Через несколько лет после этого умер и Майк Бэннон. Кто-то сказал на его поминках:
— У него было звериное чутье. А когда он в свои лучшие годы перетягивал на свою сторону большинство в нижней палате, это выглядело как бег гепарда, полет орла…
— …бросок гремучей змеи, — добавил мой отец.
Через пару дней после встречи с Лесом Элиотом я вылетел в Квебек. Из-за небольшого инцидента на границе между США и Канадой были задержаны рейсы и в аэропорту Ньюарк, и в аэропорту имени Жана Лесажа.
Время ожидания я провел, вспоминая о том, как отправился на поиски в первый раз. Вскоре после смерти мужа миссис Бэннон попросила меня найти ангела Марка.
Благодаря рассказам Марка и паре подсказок, которые мне смогла дать его мать, я сумел выследить некоего Фрэнка Парнелли, и он довел меня до третьего этажа старого дома на Вашингтонских Холмах.
Я постучал в дверь, кто-то посмотрел в глазок, и женский голос спросил:
— Кто там?
— Я ищу Руфь Вега.
— Ее здесь нет.
— Тогда мне нужен Марк Бэннон.
— Кто?
— Или Фрэнк Парнелли.
В глазок снова посмотрели. Потом зашептались.
— Мы же знали, что этот человек придет, — произнес кто-то внутри, и дверь открылась.
В квартире были статуи, картины и безумное количество книг, а еще черно-белая фотография Льва Троцкого, кубок женского боулинг-клуба и многотомник «Теории и практики детского психоанализа» Анны Фрейд.
Маленькая старушка с ярко-рыжими волосами и удивленным лицом стояла посреди комнаты и смотрела прямо на меня:
— Маккласки, где ты был?
— Это не Маккласки, мама, — усталым голосом ответила гораздо более крупная женщина средних лет.
— Маккласки из центрального рабочего комитета! Где твоя сигара? — Внезапно на ее лице отразилась догадка. — Ты не куришь из-за моей старшей сестры Салли? Она ненавидит сигары. А я вот люблю курящих мужчин. Это же ты сказал мне, что Вудро Вильсон станет президентом, когда я была маленькой. А когда это случилось, я решила, что ты умеешь предсказывать будущее. Как и я.