Лучший частный детектив
Шрифт:
— Мне многое было непонятно.
— А мне, если вас интересует мое мнение, давно всё ясно. — В голосе Пригожиной почему-то прозвучали стальные нотки. — Ведь Дина была одержима ревностью к Вике. Но дело не только в Егоре, вы в курсе их отношений, я знаю, — скороговоркой добавила она, — и именно это послужило последним толчком. Вика была талантлива, из приличной семьи. Можно даже сказать, аристократической семьи. У Дины особых способностей не наблюдалось. Но был ещё один нюанс.
— Какой?
— Об этом знали только Вика и Дина. Но Вика однажды со мной поделилась. Я ведь провожу и индивидуальные консультации… Я… Вообще-то это служебная тайна, но поскольку
— Ну что всё-таки было между ними?
— Не торопите меня! — Она собралась с мыслями. — Голос Пригожиной звучал неторопливо, низко, почти как на занятиях. От этого собеседник успокаивался и заворожено следил за течением речи. — Вику давно это беспокоило. Девочка чувствовала, что подруга не так проста в отношениях с ней. А причина, в общем, банальна. Когда-то, давно это было, мать Дины прислуживала в доме Викиных родителей, и девочки вынуждены были проводить время вместе, ведь оставлять дочь в детском саду у неё не было возможности, благо клиенты позволяли. Дина в результате выросла с комплексами. А Вика, как человек тонкой организации, всё понимала, и это тяготило её. Они вроде бы дружили, так как с самого детства много времени проводили вместе. Но, как понимаете, дружба была с подвохом.
— Что, комплекс возник только потому, что когда-то мать убирала дом родителей подруги?
— Знаете ли, девичья зависть-ревность порой возникает ниоткуда, достаточно хлопка, чтобы карточный домик рухнул. Но вы правы, есть ещё одна причина. — Наталья Николаевна вздохнула, было ясно, что ей не очень хочется говорить.
— Так какая причина? — Вере не терпелось выяснить всё до конца.
Адресный стол без промедления выдал справку. Валентина Дмитриевна Ванина жила на другом конце города. Позвонив, Вера подумала, что предстоящий путь — довольно утомительное путешествие. Добираться предполагалось сначала на автобусе, затем на маршрутке и ещё минут десять топать пешком. Однако в трубке довольно бодрым голосом ответили:
— Аллё! Я слушаю вас!
— Можно к телефону Валентину Дмитриевну?
— Я на проводе, — звенящий торжественными фанфарами голос просто излучал энергию.
— Мне бы хотелось встретиться с вами, я журналистка. Можно?
— А по какому вопросу, позвольте узнать?
— Меня интересует семья Корсунских. Вы ведь у них долго работали няней?
— Да, работала. Но что конкретно вас интересует?
— Я это объясню при встрече. Подскажите, как лучше до вас добраться?
— Да я быстрей сама до вас доберусь. Диктуйте адрес.
— ???
— Не волнуйтесь, я на машине. Уже семь лет за рулём.
Веру смутила «бодрая старушка». Сама-то она, 35-летняя женщина, до сих пор была безлошадной. Смирившись однажды с тем, что это «неженское дело», как внушал ей Борис, она при виде женщин-водителей убедила себя в том, что гораздо симпатичней картинка, когда за рулём восседает законный супруг.
Через сорок минут в кабинет не вошла, а почти ворвалась, создавая вокруг вихревые потоки, женщина солидного возраста. Но именно женщина, а не старушка. Стильная стрижка, ухоженные руки, воздушный шёлк на шее, итальянская сумка из коллекции модного дизайнера, бежевого цвета брючный костюм. Всё подчёркивало, что её жизненный тонус на высоте. Она лихо подставила стул к рабочему столу Веры, распространяя в кабинете тонкий аромат французских духов. Вере стало неудобно, ведь контраст с её джинсами и дежурным пучком на затылке был очевиден.
Разговор с Валентиной Дмитриевной развивался легко и непринуждённо, хотя тема была весьма щепетильная. Она хорошо помнила минувшее, ориентировалась в современной жизни, и оставалось ощущение, что беседовала Вера со своей сверстницей. О судьбе Александры посетительница рассказала много интересного.
…Девочка была одинокой, словно брошенной при живых родителях. Няня, как могла, берегла её от внешних воздействий агрессивной среды. А время было таким нещадным, что сама Валентина Дмитриевна не раз порывалась уйти с работы, но детей, особенно Сашу, было очень жалко…
Гриша был тем, про кого говорят «в семье не без урода». Жестокость его проявлялась во всём, даже от шуток его хотелось плакать. Например, он мог ни с того ни с сего заорать прямо в ухо сестре. Или задрать ей юбку, когда та наклонялась над раковиной. А после громко ржать, будто шутка его удалась. Он часто подглядывал за ней, когда она переодевалась. Няня его ругала, однажды схватила за шиворот и сильно тряхнула в надежде вразумить. На это у него был заготовлен ответ: «Отцу скажу, он уволит тебя! Я не виноват, что она шуток не понимает!».
Такая атмосфера в доме не могла не сказаться на душевном состоянии девушки. Она с трудом общалась с одноклассниками, в каждом юноше видела угрозу для себя. С возрастом проблема усугубилась: перед мужчинами, оказывающими ей знаки внимания, Саша испытывала почти животный страх.
Особенно тяжёлым было время, когда дети стали подростками: Саше шестнадцать, Григорию — девятнадцать лет. Он как-то даже поднял руку на няню, у той появился синяк. Тогда отец Виталий Гаврилович впервые ударил Гришу по лицу. Но отец в эти годы уже изрядно пил, а старшему брату Павлу было не досуг.
— Ему никогда не хватало душевной чуткости. Его интересовала только карьера. Мне казалось, что он был бы только рад, если бы брата вообще не стало. Грешным делом так думала, а ведь на самом деле так и случилось…
Валентина Дмитриевна достала бутылочку минеральной воды, сделала несколько глотков и продолжила свой рассказ…
…Однажды Гриша пришёл домой совсем дурной: он бешено хохотал, стучал кулаком по стене, за которой в комнате спряталась Саша. Она всегда закрывалась в такие дни и старалась не показываться брату на глаза. Он долго выкрикивал непристойности, потом затих. Няня в это время возилась на кухне. Пока девочка была под замком, ей ничего не грозило. Но Валентине Дмитриевне понадобилось выйти в магазин. А Саша, не слыша больше диких воплей, тихо выбралась из засады и на цыпочках стала пробираться к туалету. Когда проходила мимо комнаты брата, он вдруг выскочил, набросился на сестру, затащил в свою комнату, стал валить на кровать. Девушка отбивалась как могла, звала на помощь, исцарапала ему лицо, но вырваться ей так и не удалось. Он её изнасиловал…
Валентина Дмитриевна вернулась из магазина и обнаружила Сашу, бледную, забившуюся в угол. Брат сидел на полу, плакал, тонко попискивая, как нашкодивший щенок, растирал по лицу сопли, вымаливал у сестры прощение. Женщина сразу всё поняла. Она бросилась к девушке, стремясь помочь, успокоить, но та, уставившись в одну точку, не произносила ни слова. Няня побежала на кухню за водой, в это время Григорий, забравшись на подоконник, что-то закричал. На пороге комнаты она остолбенела, выронила из рук стакан, он разлетелся на мелкие осколки. В этот момент парень повернулся в сторону улицы и… выбросился из окна. А после… Саша забеременела. В этом девушка призналась только няне, когда срок уже был большим. Аборт делать было поздно.