Лучший исторический детектив – 2

Сороковик Александр

От Андрюши помощи не дождёшься — у него служба, полёты, командировки. Его родители тоже далеко, в Харькове, где у них на попечении остальные дети: семья дочки с двумя девочками-первоклашками, и пока ещё холостой сын, за которым нужен контроль: парню девятнадцать лет, он учится в университете, подаёт большие надежды, но возраст такой, что может и глупостей натворить.

Поэтому они приехали просить их пока переехать к ним, в Свердловск, посидеть с будущим ребёнком, хотя бы до того времени, когда можно будет отдать его в ясли.

Николай Алексеевич уезжать отказался категорически и бесповоротно: «Поздно мне на старости лет на край света ехать!

Пусть Ленка остаётся рожать у нас, а потом к тебе возвращается!» Тут уж в один голос запротестовали молодые: во-первых, жена всегда должна быть с мужем, а во-вторых, опять-таки, работа, которую Лена оставлять не хочет.

После долгих дебатов пришли к компромиссу — решили, что с молодыми уедет Таня, побудет, сколько нужно, а когда дочка сможет обходиться без её помощи — вернётся домой. Николай без неё не пропадёт: в быту он неприхотлив, за собой следит отлично, здоровье у него прекрасное, все врачи удивляются, не верят, что ему уже шестьдесят девять.

Через неделю Татьяна и молодые уехали. Николай жил один, спокойно и неторопливо. В мае пришло радостное письмо о том, что у него появился внук Гришенька, и Горчаков вдруг стал задумываться о том, что хорошо бы всё же собраться к своим, посмотреть на мальчонку, повозиться с ним. Целый месяц обдумывал эту идею, и наконец, решился. Телеграмму давать не стал: он приедет неожиданно — вот радости будет!

После принятого решения на душе стало легко и спокойно. Он пошёл на кухню, заварил крепкий чай. Поставил свою любимую пластинку — вальс «На сопках Манчжурии». Именно «советский» вариант, без упоминания Мокшанского пехотного полка. Удивительное дело, но он был ему гораздо больше по душе, казался более живым, настоящим, что ли. Николай невольно вспомнил своих однополчан, погибших на той войне, затем друга Савелия. Как нелепо они тогда расстались! Наверное, Савка приходил ещё в эту кофейню, удивлялся, почему Николай не зашёл ни разу, спрашивал о нём. Где он сейчас, живой ли? И не узнаешь, не спросишь… Эх, Савка, Савка…

Николай посидел ещё немного за столом и отправился спать. Завтра воскресенье, самый долгий день в году. Он отоспится как следует, и пойдёт покупать билет…

* * *

Николай Алексеевич Горчаков так никуда и не уедет, останется в родном городе, помогая оборонять его в меру своих сил. Когда в Одессу войдут фашисты, не будет отсиживаться дома, а уйдёт в катакомбы, в партизанский отряд, где завоюет любовь и уважение своим военным опытом и бесстрашием. Андрей отправится на фронт и погибнет в воздушном бою, в мае 1942-го. Татьяна, Елена и Гриша так и останутся жить в Свердловске.

Глава 3. Восточная Германия, март 1945

— Товарищ полковник, разрешите доложить?

— Что там у тебя? — полковник Киреев смотрел на вытянувшегося перед ним лейтенанта.

— Парламентёр, товарищ полковник. Пришёл из замка, с белым флагом. Хочет говорить только с командиром.

— Давай его сюда!

Лейтенант вышел и тут же вернулся с высоким худощавым немцем в старой кацавейке и нечищеных сапогах. Тот слегка поклонился полковнику и спросил на ужасном русском языке:

— Ви есть командирен?

Полковник хмыкнул и ответил по-немецки, совершенно чётко и безукоризненно выговаривая слова:

— Да, я полковник Киреев, командир полка, а вы кто?

— О, господин полковник говорит по-немецки! Я управляющий замком, Дитер Хайнскрафт. Наш хозяин, барон Генрих фон Штальке хочет оборонять его до последнего.

Там осталось оружие: пулемёты, гранаты, фаустпатроны. Есть два десятка эсэсовцев, готовых на всё, а также слуги, умеющие обращаться с оружием. Некоторые из этих слуг готовы и дальше обороняться и умереть, сражаясь с русскими, простите, варварами. Но большинство из нас не хочет воевать, мы понимаем, что сила на вашей стороне, вы разрушите замок из своей артиллерии, и мы все погибнем.

— И что вы предлагаете? — быстро спросил полковник.

— Я предлагаю провести внутрь ваших людей, мне известны проходы через минные поля и потайная дверь. Покажу вам, где могут быть эсэсовцы и линию их обороны. Вы сможете напасть на них с тыла, неожиданно. Взамен мы хотим гарантий безопасности для тех, кто не окажет вам сопротивления, а это большинство слуг. Мы также очень заинтересованы в том, чтобы вы не оставили после себя руины. Война скоро закончится, и мы хотим сохранить и замок, и персонал.

— Так-так. Значит, замок сохранить, говоришь, — Киреев задумался, затем подозвал к себе лейтенанта. Они отошли в сторонку и заговорили по-русски:

— Что скажешь, Белояров? — спросил полковник, — Ты понял, что он тут болтал?

— Понял, товарищ полковник, я думаю, что он не врёт!

— С чего ты взял?

— А какой ему смысл? Если он нас приведёт к засаде, то мы его первого расстреляем! — лейтенант пожал плечами, — Разве что, он идейный и готов погибнуть ради фюрера…

— Да какой там фюрер, Серёжа! Скоро в Берлине будем, уже все это понимают.

— Ну, не за фюрера, за хозяина своего?

— А хозяину зачем? Ну, заманит он нашу группу, попытается уничтожить. А толку с этого? Всё равно мы его тут же артиллерией раскатаем. Если он до сих пор не сдался, значит, будет тупо сопротивляться до последнего, пока мы не превратим его замок в руины. Не станет он никого заманивать в ловушки, фанатики так не делают.

— Так я же и говорю, товарищ полковник, какой смысл ему врать?

— Ладно, лейтенант, будем считать, что не врёт. Конечно, если подтянуть артиллерию и разнести весь этот Шлосс Шварцштайн, — полковник смачно выругался: как можно давать замкам такие названия? — но всё равно потом атаковать по минным полям да под огнём тех, кто там уцелеет — сколько народу положим… Ну, и командование не одобрит, если замок просто так разрушим. Давай, Серёжа, бери двадцать человек, самых надёжных. Панасюка обязательно возьми, Губайдулина, Женю Маркова, ну ты сам знаешь. Не торопись, всё толком сделай, охрану обеспечь, отходы, в общем, как положено. И с этого, управляющего глаз не своди, ты по-немецки тоже понимаешь, так что разберёшь там, как и что.

Полковнику с самого начала показалось знакомым ломающее язык название замка, а когда он услышал имя фон Штальке, вспомнил давнюю историю, которую рассказывал его отец — про таинственный портфель, документы в нём, загадочную статуэтку, какие-то странные банкноты. Они с матерью потеряли отца в мясорубке Гражданской, в 1919-м году. Как ни пытались разыскать, никто ничего не знал. Позже она научила сына писать в анкетах об отце: «Расстрелян белогвардейцами в 1919 году».

Потихоньку молилась о муже, как о живом, плакала, просила прощения за эти анкеты: сын поступал в военное училище, и должен был иметь чистую биографию. Сам Аркадий рассказы отца помнил смутно, но кое-что в памяти отложилось, да и мать иногда, вспоминая отца, вновь пересказывала их. Впрочем, сейчас полковника больше занимала не история замка, а операция по его захвату…