Лучший полицейский детектив
Шрифт:
Он открыл дверь и крикнул в коридор:
— Дежурный! Бумагу и ручку сюда.
Очень быстро появилось всё, что нужно. Малой склонился:
— Какую дату поставить?
— Ставь позавчерашнюю, — уверенно сказал подготовленный Полковник, когда вид Малого ещё раз убедил его, что «мокрое» дело — их общее с участковым дело в съёмной квартире медсестры! — тоже надо вынести за скобки «заднего числа». Антон написал и резко двинул лист к начальнику.
— Теперь ствол… Табельное оружие… Надо сдать немедленно. Надеюсь, его не забрали при задержании? — И не выдержав переживаний, Полковник опять сбился
— Пистолет дома. Принесу.
— Нет! — резко сказал Полковник. — Не так…
Он вытащил телефон, нажал кнопку и прижал его к уху.
— Значит так! — Сразу, без приветствий, приказал: — Немедленно дуй ко мне в отделение, что возле кладбища… Не перебивай! Брось всё на хрен! Немедленно, я сказал! Поедешь с человеком… Заберёшь и привезёшь всё, что нужно. Подробности на месте. Время пошло.
Глава 31
Антон не смог бы назвать себя ни усталым, ни испуганным, когда открывал входную дверь в свою квартиру, будучи в сопровождении — теперь уже почти официальном, в виде конвоя! — опера-соглядатая, которого он раскрыл в слежке за собой, и, слава богу, — как знал! — сам ему тогда не раскрылся.
Малой пытался, пока ехали, потом шли к подъезду и поднимались в квартиру, сосредоточиться и поймать в фокус хоть какое-то понимание, хоть какое-то ощущение — должны же они быть, он же живой! — но этот чёртов опер своей пустопорожней болтовнёй, пытаясь выглядеть эдаким живчиком-простофилей (а может и будучи им на самом деле?), всё время сбивал Антона с концентрации внимания внутри себя.
— А что за экстренность такая? — после минутной паузы снова заговорил опер, проходя в прихожую и вертя головой в интересе к чужому жилищу. — Секретность опять же…
Он глянул на безразлично разувающегося Антона.
— А-а, понимаю, — снова энергичная, раздражительная в своём нарочитом согласии, тупость. — Это ваши с полковником дела… Тайна, типа… Не только твоя, но и его… Да?
Малой оторвал взгляд от ботинок и посмотрел на болтуна.
Каким бы дураком тот ни был, он не мог не заметить, что взгляд Антона словно бы развёрнут другой стороной своей сути — внутрь самого смотрящего. А снаружи оставалось стеклянное дно как будто мёртвых глаз, не видящих никого-ничего вокруг. Вся жизнь этого взгляда — с другой стороны, он смотрит-следит за мыслями, которые возникают и прячутся внутри. Такой взгляд пытается поймать-ухватить хоть какую-то отдельную мысль, остающуюся в этой хватке цельной, а не оставляющей вместо себя только обломки своей хрупкости. Такой взгляд, если поймал что-то крепкое, то продолжает держать это в фокусе, пока не разглядит до мелочей или пока ему не помешают.
Опер помешал…
— Ладно, — сказал он без дурацкого «бодрячка». — Давай ствол, да поехали… Начальник ждёт.
Антон, глядя на него пустыми немигающими глазами, зацепился уже, было дело, за одну мысль, которая не мелькала у него в голове, а сидела давно и прочно, как вбитый извне гвоздь, чьё остриё уже притупилось привычкой и раздражение от которого уже успокоилось от постоянных раздумий.
Но опустошённость — внутренняя ураганная пустота! — снова раскачала остриё мысли-гвоздя, и он опять стал ощутим, как будто был внове…
И тут этот дурак-опер!
—
Опер снова задёргался-заулыбался, но теперь уже совсем фальшиво, как будто что-то почувствовал и заподозрил. Как говорится, работа такая… Хотя он был парень дисциплинированный — подозревал-разоблачал только по приказу… И только тех, на кого укажут. А тут вроде ни приказа, ни указа… Двойственность распирала опера и пугала его своей необъяснимостью.
— Потом… В следующий раз… Не до чаю сейчас… Неси пушку, и потом уже ополоснёшься, переоденешься и чаю попьёшь… Я подожду, так и быть.
Малой понял, что тот нравится ему теперь ещё меньше.
— Да сейчас!!! Ё-моё! Дай хоть руки вымыть (они у него так и оставались до сих пор в кладбищенской глине)… Не полезу же я в шкаф такими…
Опер согласился. Сам себя успокоил. Помягчел. Снова попытался войти в контакт:
— Хорошо. Только давай быстрее… Слушай, а чего ты такой перемазанный-то? Ловил кого? Или следил?
— Да, — отворачиваясь, с издёвкой, мол, «тебе не понять», отвечал Антон. — И следил, и ловил…
— Кого? Где? — вопросы по инерции.
— Истину! На кладбище… — уходя, громко уже из коридора. А потом тихо, себе под нос: — Идиот!
Последнего опер не услышал, а на ответы отреагировал в полном соответствии с полученной характеристикой — упал в кресло в комнате и взял со столика первый попавшийся журнал. Прочитал название. Веерно его пролистнул и шлёпнул обратно на стол. Взял другой. Повторил всё в точности. Третий…
— Чё-то у тебя тут одна медицина…
Глупо и нахально гоготнул:
— Ты чё, психиатрией увлекаешься? Ни фига себе, хобби у тебя…
Антон к этому времени уже действительно помыл руки и чистыми достал из шкафа в прихожей пистолет с потайной полки, где всегда его держал, чтобы к входной двери совсем уж безоружным не подходить, чтобы всегда был на одном месте, чтобы не искать и не забывать перед уходом. Снял с предохранителя, передёрнул, вошёл в комнату и ответил:
— Не психиатрия уже, а анатомия. И не хобби, а главное дело моей жизни.
Опер пафоса как будто не заметил, а увидев направленный в него ствол, сначала вроде бы не понял и никак не отреагировал — ни как на шутку, ни как на провокацию. Глянул и снова уткнулся в журнал, быстро (чересчур быстро!) листая, в надежде на картинки. Через пару мгновений только замер… Но беззаботность доиграл до конца — руку протянул:
— Давай…
Голос, однако же, подвёл — дрогнул. И Антон улыбнулся:
— Ты не представляешь, как бы ты возвысился в собственных глазах, если бы у меня было желание разбить тебе голову и посмотреть, что там внутри. Но у меня нет такого желания, потому что я знаю и так — там пусто. И поэтому ты останешься живым. Пустоголовым… Униженным знанием об этом… Но живым! Радоваться, наверное, будешь… Хотя я бы на твоём месте огорчался… Впрочем, каждому своё. Вали отсюда!
Опер, всё ешё не веря до конца, побледнел, глядя в чёрный глаз, которому он не интересен, вспотел, посмотрев следом в мёртвые глаза Малого, задрожал, поднимаясь на ноги и поднимая без команды руки, и бочком-бочком, приставными шажками — к выходу. Решился повернуться спиной. Повернулся, распахивая дверь, и вылетел. Через мгновение россыпью затопал по лестнице. Малой спокойно подошёл и заперся.