Луиза Вернье
Шрифт:
Подавление восстания принесло парижанам еще больше бедствий. Многие предприятия обанкротились, магазины закрылись из-за отсутствия покупателей, элегантные экипажи редко появлялись на улицах города. Знатные дамы обходились теми платьями, какие у них были. Но все же кое у кого еще оставались деньги, поэтому «Мезон Гажелен», как и многие другие старые крепкие компании, пережил бурю. Однако спад в торговле продолжался. Уорт с Мари не надеялись на улучшение своего финансового положения, но были рады тому, что зарабатывали хоть немного денег, а ведь другим приходилось просить на улицах милостыню.
У Катрин с Луизой не было никакой работы. Если раньше им удавалось заработать хоть сколько-то, выпрашивая заказы на порогах состоятельных семей, то сейчас и такой работы нельзя было найти. Под покровом темноты, наняв ручную тележку, они перевезли свои пожитки, чтобы их не конфисковали за просроченную ренту, в комнатушку в лачуге на площади Мобер в Латинском квартале, близ хлебного рынка. Убогость этого нового жилища напоминала Луизе ту нищету, в которой скончалась ее мать. Но теперь девушка была старше и уже ничего не боялась. Подобно голодному жестокому одинокому волку в борьбе за выживание, Луиза вновь прибегла к своим старым приемам добывания любой пищи, какую только могла найти, и стала ходить в известные ей с детства места и таскать с прилавков и катившихся тележек все, что можно съесть. Но теперь это было гораздо более опасное занятие, дважды она едва избежала ареста. Катрин мучительно переживала всякий раз, когда она исчезала из дома.
Везде, куда бы Луиза ни пошла, на всех зданиях и памятниках виднелся наспех написанный лозунг «Свобода, равенство, братство!». Царившие кругом голод и отчаяние только усиливали враждебность, эти сентиментальные слова звучали как издевательство. Когда муки голода не позволяли думать ни о чем другом, Луиза с удвоенным вниманием читала другие лозунги, вывешенные в связи с грядущими выборами, и плакаты, призывающие голосовать за Луи Наполеона, который был зарегистрирован в списках как второй французский Бонапарт, специально для тех, кто собирался голосовать впервые, а таких насчитывалась не одна тысяча.
Иногда за целый день Луизе не удавалось совсем ничего выпросить или стащить, и еды не было ни крошки. Тогда она, вместе с другими голодными, шла на хлебный рынок, где вооруженная жандармерия охраняла товар булочников, но здесь кому-нибудь половчее удавалось все же что-нибудь украсть. Задача оказалась довольно рискованной. Катрин никогда не узнала, как доставалась Луизе добыча. Ей было тяжело возвращаться, как это случалось не однажды, с пустыми руками, она радовалась, когда Катрин удавалось выжать немного денег из благотворительного фонда. Тогда несколько дней у них была еда. Позже, много позже, Луиза узнала, что это за «фонд». Впервые в жизни Катрин стала разделять постель с мужчинами, которых не любила. Это навсегда изувечило ее сентиментальную натуру и самоуважение, позднее она не проявляла к мужчинам былой щедрости и душевной теплоты. Со временем Луиза связала эту перемену в характере Катрин с ужасным временем их жизни в лачуге на площади Мобер в тот год, когда по результатам декабрьских выборов к власти пришел Луи Наполеон. Он стал президентом Французской Республики.
Луиза с Катрин отправились поглазеть на триумфальный въезд президента в Париж. Луи Наполеон не сомневался в том, что народ хочет на него посмотреть. По пути к Елисейскому дворцу, новой официальной резиденции президента, Луиза нарвала в заброшенном саду особняка бледно-кремовые розы, еще не раскрывшиеся, и бережно обламывала с их стеблей шипы, стоя подле Катрин в первых рядах толпы. Был ясный морозный день, они сытно пообедали тем, что было куплено на деньги щедрого благотворительного фонда. Луиза еще в это верила, к тому же ей удалось взять у жены одного лавочника небольшой заказ. Она была в превосходном настроении, преисполнена надежд.
Бой полковых барабанов возвестил о прибытии принца-президента. Какое чудо — увидеть на парижских улицах столь роскошное зрелище! По улице Фабор Сен-Оноре, которую по приказу принца-президента замостили, чтобы у бунтарей не возникло желания соорудить из вывороченных булыжников баррикады, стройными рядами, насколько хватало глаз, ехал великолепный кавалерийский эскорт. Эффектнее всех смотрелись кирасиры. Они ехали легкой рысцой, бряцая сбруей и снаряжением. Взбудораженная толпа подалась вперед, и тех, кто стоял в первых рядах, едва не толкнули под копыта коней надвигающейся кавалерии. Луиза, испугавшись, что ее может задеть лошадь, попробовала податься назад, и в этот самый момент обтянутая белой перчаткой рука молодого офицера выдернула у нее из рук зимние роты. Охнув от неожиданности, она подняла голову и увидела прямо над собой красивое лицо кирасира.
— Цветы для меня? — насмешливо воскликнул он. — Всегда к вашим услугам, мадемуазель!
Луиза стояла и беспомощно смотрела, как он победоносно увозит прочь ее букет, а он еще раз обернулся, дерзко поймав ее ускользающий взгляд, и затерялся в бесконечном перестуке подков. Она испустила долгий сдавленный стон и с нетерпением дернула Катрин за рукав.
— Ты видела, что сделали с моими цветами? — возмущенно воскликнула Луиза. Но Катрин не слышала ее, напряженно высматривая Бонапарта, которого она так ждала.
— Вот он! — радостно во все горло завопила Катрин. — Да здравствует президент!
Не в состоянии отделаться от мыслей о кирасире, Луиза смотрела, как приближается к ним в седле вершитель будущего Франции, остро ощущая пустоту в руках и невозможность забросать его царственный путь розами. Принц-президент Луи Наполеон, восседавший на боевом коне гнедой масти, которого он привез с собой из Англии, в безупречно сидящей на нем форме с переливающимися золотыми эполетами, в сорок с лишним лет весьма походил на своего великого дядюшку, мимо статуи которого на Вандомской площади он должен был скоро проехать. Луиза с радостью кричала вместе с остальными, пока он не скрылся из виду, продолжая свое триумфальное шествие через город, и от всей души пожелала ему удачи.
Вечером того же дня лейтенант Пьер де Ган, служивший в шестом кирасирском полку, закончив службу и уже без формы вернулся на улицу Фабор Сен-Оноре и дошел до того места, где он вырвал из цепких ладоней розы. На улице мелькали прохожие, но никого из них он не узнавал. Да с чего он взял, что она догадается о произведенном на него впечатлении и в надежде на повторную встречу вернется сюда? И он нетерпеливо нахмурился, вспомнив, что потащился сюда, повинуясь нелепой причуде.
Время шло, и влияние принца-президента на экономику постепенно давало о себе знать. Снова открылись гостиницы. Торговцы отворили ставни на окнах своих лавок, свежеокрашенные фасады радовали глаз. В Париже снова можно было увидеть иностранцев, приезжающих сюда как по делам, так и для развлечений. Торговля мало-помалу оживала, и мадам Камилла снова набрала полный штат портних, в том числе и молодую стажерку по имени Луиза Вернье, которую контролерша успела порекомендовать до начала всех волнений.
Катрин, с радостью вернувшаяся к любимому делу, что-то напевала себе под нос, сидя рядом со своими товарками. А за столом в соседней комнате Луиза выполняла какую-то менее сложную работу. Иногда она невольно вспоминала дерзкого кирасира, который присвоил себе предназначенные для принца цветы, и не сомневалась, что, если они еще когда-нибудь встретятся, она его сразу же узнает.
На ее губах играла таинственная улыбка, не имевшая отношения к кирасиру. Она верила, что в недалеком будущем ее посадят за один стол с Катрин, в самый дальний угол. А когда-нибудь она будет сидеть во главе этого стола. Если докажет, что ей нет равных среди портних, то у нее все получится.