Луиза Вернье
Шрифт:
— Я не нуждаюсь ни в каких примерках, если вы действительно такой хороший портной, как о вас говорят. Я достаточно ясно объяснила вам, что мне нужно.
Он улыбнулся, излучая на нее свое обаяние и сохраняя невозмутимый вид.
— Не в моих правилах доверять меркам, снятым с платья, которое, возможно, сидит на вас совсем не так, как мне хотелось бы, мадам. Кроме того, я полагаю, что гранатово-красный цвет гораздо выгоднее оттенит вашу алебастровую кожу, чем названные оттенки. А сейчас мадам Уорт продемонстрирует вам разнообразные фасоны, чтобы вы могли себе что-нибудь выбрать.
По его сигналу занавески раздвинулись, и из-за них показалась
— Если бы вы приехали в таком платье в Фонтенбло, мама, никто и не посмотрел бы на Евгению де Монтихо. И, разумеется, оно должно быть гранатово-красное.
Мари продемонстрировала еще несколько платьев. И хотя выбрать было нелегко, мадам де Ган все же остановилась на первом, после чего осмотрела огромный выбор тканей всевозможных оттенков гранатово-красного. Уорт проводил ее в примерочную, где уже дожидалась примерщица. Пьер заметил ее. Молодая женщина с волосами цвета воронова крыла и дивной шеей. А потом она повернула голову, и их взгляды встретились. Оба мгновенно друг друга узнали, мучительно соображая, где же они могли видеться. Она догадалась первой. Он заметил, как прояснился взор ее янтарных глаз. И тоже ее вспомнил. Это же та самая девушка с розами.
Она быстро исчезла в примерочной, проследовав за его матерью. Он надеялся увидеть ее снова, но она так и не вышла, когда мать сказала, что можно идти. Он так и не понял, намеренно она его избегает или нет. Но Пьер решил сделать все возможное, чтобы понять.
Мадам де Ган порадовала необычная внимательность сына: в этот же день он вернулся вместе с ней на улицу Ришелье, 83, на первую примерку. Мало того, ближе к полуночи он заехал за ней в гостиницу, чтобы сопроводить ее на последнюю примерку. Мсье Уорт пригласил его в примерочную, чтобы он убедился, как прекрасно выглядит его мать.
— Спокойной ночи, Пьер, — с довольной улыбкой сказала она, когда он усадил ее в карету, решив не возвращаться в гостиницу. — Что ж, значит, увидимся завтра.
— А точнее, уже сегодня, — поправил он ее, обращаясь к ней уже через окно.
— Ах да, ну конечно. Не опаздывай. — Она откинулась на подушки, и карета отъехала.
Суматоха в ателье улеглась только к трем часам утра. Уорт отдавал какие-то особые указания по поводу окончательной утюжки готового платья, остальные собирались домой. Вслед за цокающими на каблучках швеями Луиза прошла по коридору к двери, которую отпер магазинный консьерж. Выйдя на улицу, она постояла немного, чтобы глотнуть свежего воздуха и подставить прохладному ветерку свое пылающее лицо. Каждый раз, когда, выглядывая из примерочной, она видела кирасира, ее охватывало чувство болезненного смятения, не покинувшее ее до сих пор. Пьер де Ган. Она довольно скоро узнала, как его зовут, — его царственная матушка не раз обращалась к нему по имени.
Наверное, прошло уже больше года с тех пор, как она перестала грезить о встрече с ним, и не где-нибудь в ателье, а на вершине утеса, в горах или на носу корабля — в общем, там, где ей грозила бы опасность и она оказывалась бы на самом краю гибели. За
— Добрый вечер… Точнее, доброе утро, мадемуазель Луиза.
Она заглушила испуганный крик, стремительно прижав ладонь к губам. Кирасир поджидал ее в тени, а сейчас стоял в свете единственного освещавшего улицу фонаря.
— Вы меня испугали!
— Прошу прощения. Я не хотел. Сегодня я уезжаю из Парижа, меня не будет целую неделю, поэтому мне хотелось бы возобновить наше знакомство, прежде чем я уеду.
— А я и не знала, что мы знакомы. — Луиза решительно двинулась вперед, и он зашагал рядом.
— Я искал вас с тех самых пор, как отнял у вас розы, — сказал он, изрядно приврав. Да, он действительно пару раз искал ее глазами в толпе, но воспоминание о ней довольно скоро померкло. И теперь, когда он увидел ее вновь, он не понимал, как такое возможно. В ней было столько свежести, живости и экзотики, что им овладело то же нетерпение, что и тогда, когда их короткое мучительное столкновение заставило его возвратиться ночью на улицу Фабор Сент-Оноре в слабой надежде отыскать ее.
Луиза не стала жеманно притворяться, будто не помнит того случая.
— Постараюсь больше не стоять впереди толпы, — сухо ответила она. — А то в следующий раз со шляпки цветы сдернут. — Ей хотелось смутить его, заставить уйти, но напрасно.
— Простите меня, — настаивал он, — давайте начнем все с начала. Я, как вы знаете, Пьер де Ган. Мне бы очень хотелось снова встретиться с вами. Скажите, что мы увидимся. — Он искоса посматривал на нее, в глазах его сверкали искорки. — Клянусь, что больше никогда не покушусь на дар, предназначенный для другого, как бы ни велико было искушение, даже если он будет пришпилен к вашей шляпке.
Луиза сильно закусила дрогнувшие в улыбке губы. Ужасно — показать ему, что она хоть в чем-то уступила.
— Нет, лейтенант де Ган. Моя работа иногда отнимает у меня и ночное время, зачастую — без предупреждения, я не могу давать обещаний, которые вряд ли сдержу. Спокойной ночи.
И она бросилась за швеями, вместе с которыми обычно добиралась до дома. Ей не нужно было оборачиваться, она и так шала, что он по-прежнему стоит там и смотрит ей вслед.
Она не питала иллюзий по поводу преследуемых им целей. Все ясно как божий день. Обычно ухлестывающие за гризетками молодые господа пускают в ход такую наживку, как шелковые нижние юбки, серьги или нитка жемчуга. Разве она не видела, скольких девушек эти самые юбки погубили, когда через несколько месяцев бедняжки начинали заметно увеличиваться? И куда тогда девались все эти ухажеры? Испарялись как дым, а несчастных девушек выгоняли с работы, и заканчивали они скорее всего тем, что оставляли своих младенцев в коробке на пороге дома подкидышей в безлунную ночь. И Луиза твердо решила: когда Пьер вернется, она будет держать его на расстоянии. Никогда еще она не была столь тверда в своем намерении не позволить ни одному мужчине целиком завладеть ее сердцем, как теперь.