Лукавый взгляд с любовью
Шрифт:
А в этом и состоит основная сверхзадача литературы.
Кроме популяризации научно-исторических достижений, кроме познавательности, сильного воспитательного влияния, новая повесть Валентина Чемериса, наконец, несет развитие украинской культуры в целом хотя бы тем, что обогащает не только оперативный лексикон наших современников введением в текст малоупотребительных слов («небавом», «ряст», «раяти», «комонник»), но и возвращением в употребление языка забытого, слов, которых уже нет в словарях («уборзі», «поножі», «бармиці», «вивідник», «налуччя», «наузи», «зелейник», «носилиці», «крозно», «узороччя», «пістряк»).
Меня не оставляет мысль, что повесть можно расширить до рамок романа. Почему-то верится, что так и будет, что автор, спасаясь от боли потерь, создал сжатый, сконцентрированный рассказ. Находясь в том состоянии, он понял что-то такое, что потребовало быстрой реализации, иначе бы оно пропало, отхлынуло. Надо было спешить. Я понимаю: когда душа замерла и просит не трогать ее, тогда не до лирических отступлений, тогда пишется так, словно добывается уголь в шахте: ударил — отколол, ударил — отколол. Но пройдет время, предатель и врачеватель наш, все успокоится, и повесть сама позовет автора подышать полной грудью в совсем иных, расширенных, рамках.
Подытоживая, отмечу, что украинская литература пополнилась еще одним произведением, которое стоит читать. Потому что оно адресовано абсолютно всем, от школьника, впервые знакомящегося с историей Украины, до диссертанта, возвращающего к жизни забытые страницы этой же истории, то есть широкому кругу читателей.
Остается только добавить, что упоминаемая книга — десятая, юбилейная среди изданий журнала «Борисфен», увидевших свет в последнее время.
А сделал возможным выпуск произведения член Конгресса азербайджанцев Украины Абузар Джаваншир оглы, который спонсировал издание.
Дилеммы о добре и счастье
Это отзыв на книгу Ивана Данилюка «Щаслива жінка світові невгодна», опубликованный в февральском номере журнала «Борисфен» за 2004 год на украинском языке.
Иван Владимирович Данилюк — украинский поэт. В книгу «Щаслива жінка світові невгодна» вошла также его первая проза.
Когда приступала к чтению книги Ивана Данилюка «Щаслива жінка світові невгодна», мне предвиделось, что оно не будет развлекательным, не будет легким. Так и получилось. Вообще-то автор заранее соответственно настраивает читателя, потому что уже в название книги заложил противоречие, объективно оправданное законами дуально организованной материи. Но почему так повелось и среди людей, где скорее должны бы побеждать моральные законы, создаваемые всеми совместно от начала времен? Это и является темой художественного исследования, предпринятого Иваном Данилюком.
Правда, название книги имеет несколько лирико-пафосное звучание, вроде намекает на поэзию или опоэтизировано возвышенную беседу в прозе. На самом деле из двести сорока страниц только тридцать отведено стихотворениям, остальные занимают три повести и ряд рассказов, толково объединенных неподдельной болью за женщину, попыткой подсказать ей дорожку к счастью даже в таком ненормальном мире, как наш.
Это сочетание «счастья» и «неугодности» имеет тотальный характер: женщины, одинаково счастливые и нет, чувствуют себя в зачерствевшем мире плохо. Что может быть больнее для вполне благополучной подруги? Конечно, воинственная зависть во всех ее разящих проявлениях.
В прозаической части книги автор начинает исследование проблем с понятийных дефиниций. Так что же такое «счастливая женщин» в его понимании? Вопреки стараниям лукавых искателей найти что-то другое, Иван Данилюк видит счастье женщины в традиционной судьбе — муж, дети, работа. И если отсутствует хотя бы одна составляющая, женщина находится в беде. Но что значит «отсутствует»? Те составляющие счастья никто в своем кармане неожиданно не находит, их надо настойчиво выстрадать, то есть обеспечить, приложив собственное старание.
Всегда ли это понимают молодые девушки? Вот Ольга из «Попутная женщина», наверное, имела другие представления о методах достижения счастья, ибо сотворила то, чего вдруг неосознанно захотелось — «отдала в миг ослепления от желанного счастья не только душу», да еще так бессмысленно, что родила ребенка, стала покрыткой, матерью-одиночкой. Трудно понять, какой меркой «измерялось» ее счастье при том, что она еще в девках не засиделась, как раз приобретала специальность, была студенткой и имела жизненную перспективу. Это достаточно замусоленная проблема в украинской народной традиции, болезненная еще со времен Шевченко, если не раньше. Но почему противоядие, разработанное литературой во множестве вариантов, так и не излечило девушек от глупости? Не потому ли, что подавалось неизменно под соусом сочувствия к покрытке, матери-одиночке, осуждения людской черствости по отношению к ней и шельмования искусителя? Не потому ли, что любовь со стороны женщины общими представлениями была возведена в ранг неотменяемого приговора для избранника, что была эта любовь избавлена от таких понятий, как «осознанное решение», «рассудительность», «долг», «ответственность»? В таком случае женщины, которая любит, надо страшиться, ведь это ловушка. а как же тогда удостовериться в стойкости ее характера, в ее надежности, самостоятельности?
Тема матери-одиночки в повести «Попутная женщина» не акцентируется, она, как и тема социального спроса на личность, проходит на втором плане, служит антуражем, фоном для изображения того, как Ольга ищет «защитника»: «Даже проснувшись, она все же не ощущала себя в безопасности, как человек, не нашедший в своей беде спасения от таких же людей, … с отчаянием думала о том, что все было бы иначе, если бы рядом лежал защитник, который мог бы ее, напуганную и растерянную, взять в крепкие объятия». Тем не менее самим тоном рассказ об Ольгиных страданиях приводит к догадке, что все-таки ей, неспособной подумать о себе, априори не заботящейся возможном зачатии ребенка, этот подлый Строменко совсем не изменил, не пренебрег ею, не убежал от трудностей — он просто не доверял женщине с искаженными приоритетами относительно своего будущего. И не зря, когда милосердный автор подводит Ольге спасителя в образе Анатолия, водителя-инкассатора, то вынужден предварительно искалечить его, чтобы не идти супротив закона равновесия, царящего в диалектике изменений.
Остается только надеяться, что обманутая молодичка наконец поняла истину: если ты безответственна, то довериться тебе никто не захочет.
Конечно, в большой мере женское счастье зависит от мужчины, но не он один его определяет в целом: наш мир дуален.
Наш мир — дуален. С еще большей рельефностью эта мысль отражена в рассказе «Нина-мина». Тут главный герой, терпящая сторона, — мужчина по имени Григорий. Диагноз тот же — безоговорочное и преждевременное доверие к жене, невмешательство в построение собственного счастья. Почему-то ему показалось, что его брачная добросовестность должна восприниматься Ниной, как непререкаемая ценность, как нечто божественное и она должна молиться на него, считаться с ним, обеспечивать его процветание. Так должно быть, но к этому надо прийти, в этом надо убедиться, это надо воспитать друг в друге. А тут женой становится не собственная избранница, а случайная партнерша бывалого Ковнира, опоенного «таврийским портвейном». Единственное, что Григорий нажил собственным опытом, это ошибки, которые, в конце концов, прибавили ему ума, достаточного для того, чтобы устроиться в жизни.
Любовь, которая бывает разной…
Разве не является проблемой поздняя любовь, когда человек выпадает из среды неженатых, попадает в устоявшуюся жизнь и ему трудно встретить пару? Является. Об этом можно прочитать в рассказе «Дело на доследование».
Никакие перипетии семейной жизни не проходят мимо внимания автора книги. Его беспокоит измена, причем опять-таки не каким-то вероломством, а легкомыслием, безосновательностью. В повести «Прощение Марты» речь идет о том, что такую измену легче простить, чем подлую, настоящую, обремененную пылкой любовью к сопернице. Но и она ранит, отравляет мозг. И не является ли намеком, что иногда лишает жизни, болезнь Марты и тяжелая смерть?