Луки и арбалеты в бою
Шрифт:
Кстати, эта цитата из Ясы, часто фигурирующая во многих изданиях, тоже приводится не по первоисточнику (автор этих строк просмотрел, кажется, все фрагменты из «Ясы», переведенные на доступные языки, но как-то ее не обнаружил), а по Ю. Н. Рериху, который в приступах евразийства регулярно «округлял» в нужную сторону слова и деяния великого вождя и любимого руководителя…
Кольца для разных видов «монгольского» натягивания тетивы: китайское, персидское и один из вариантов корейского. По-настоящему перекликается с монгольской только корейская техника лучной стрельбы
Глупо
Впрочем, и не на одной лишь лучной стрельбе. Хотя она и составляла важный компонент монгольских успехов.
К сожалению, как уже говорилось, по собственно монгольским источникам о ней не так уж много удается узнать. Известно, что открытые состязания происходили издавна и были гораздо ближе к боевым условиям, чем поздние «сур харвах». Победители в них получают звание «мэргэн» – «меткий», имеющее, в зависимости от результата, множество не совсем понятных уточнений-градаций: удивительно меткий, надежный меткий, старательный меткий (это уже похоже на утешительный приз!), набирающий силу меткий (для «юниоров»)…
Деталей состязаний не знаем. В XVIII в. у монголов считалось, что с абсолютной, не убывающей меткостью можно выпустить только 20 стрел подряд. В начале ХХ в. это количество упало до 4 (столько стрел теперь и выдают на состязаниях), и тогда же призы за стрельбу сделались куда меньше тех, которые получают борцы: сила начала цениться выше меткости.
Любопытно, что о временах Чингисхана опять-таки не знаем, но при его внуке Хубилае ситуация, наверно, оставалась сходной – и, как сообщает Марко Поло, «каждый воин в сражении имел шестьдесят стрел, тридцать маленьких – метать, и тридцать больших с железным широким наконечником; их бросают вблизи в лицо, в руки, перерезывают ими тетивы и много вреда наносят ими». Речь, конечно, во всех случаях идет о стрельбе из лука, дальней и ближней. Широкие асимметрично-ромбовидные наконечники обладали еще одной функцией: оснащенная ими стрела в каком-то смысле превращалась в «пулю со смещенным центром тяжести» – при попадании в цель краем ее словно бы заносило, «разворачивало», так что рана получалась довольно заглубленной.
Что касается «перерезания тетивы», то эта фраза, похоже, воспринимается слишком всерьез, провоцируя на неоправданные реконструкции. Да, в принципе такое могло и получиться, но в бою тетива вражеского лука (да и сам лук) слишком уж «накладывается» на силуэт самого лучника; и, конечно, стреляют по нему, а не по столь труднопопадаемой детали его оружия. Другое дело, что подобные стрелы действительно используются для перерезания разного рода тросов на… осадных сооружениях, причем именно при попытках предотвратить вражеский штурм: трос, удерживающий часть веса перекидных мостков – деталь позаметнее тетивы, он неподвижен, стрелять по нему можно с близкого расстояния из многих луков. И если несколько стрел его хотя бы надрежут – мостки, осевшие под тяжестью воинов, может как минимум перекосить. Тем самым сведется на нет долго готовившаяся штурмовая операция, так что игра стоит свеч.
Китайский рисунок: монгол стреляет с большим возвышением, чтобы стрела (судя по муфте за наконечником, как раз «свистулька»!) обрушилась на врага по навесной траектории – или просто чтобы ее свистящий полет длился как можно дольше
(В морских сражениях тоже часто приходится «бить по такелажу», в том числе и из метательного доогнестрельного оружия. Но это уж точно не про монгольские степи. Хотя… Ведь при Хубилае была предпринята попытка завоевания Японии, исход которой, конечно, определили не сражения на море – но…)
Возможно, Поло воспользовался образным персидским оборотом (иранский язык был ему знаком!): там действительно существуют фразы о перестреливании вражеской тетивы – но они сродни метафорам вроде выстрела на 900 алтанов. Не исключено и то, что рассказал– то он все реалистически – но ведь основную часть своей книги Поло не писал, а надиктовывал, записывал же ее (на другом языке!) некий Рустичиано, автор рыцарских романов и сам умелый вояка, однако на итальянский, а не монгольский лад. При таких обстоятельствах немудрено и переосмыслить что-то с ошибками, превратив «веревку» в тетиву.
Известен боекомплект «первоочередного» боевого колчана при Тимуре: там тоже хранилось обычно 30 стрел, надо полагать, хорошо знакомых и пристрелянных(правда, это данные об арсенале спешенных всадников). А в начале XVII в. у крымских татар (конечно, они уже не очень близкие, но прямые наследники монгольской традиции) обычное количество составляло от полутора дюжин до двух десятков. Может быть, это объем «меткой обоймы», по-разному снижающийся у разных носителей традиции?
Одна из разновидностей лука в «Сокровенном сказании» именуется «аланкир нума» – и судя по описанию этого лука получается, что он «сделан из дерева». Надо полагать, речь идет о простом луке, не усиленном роговыми и костными накладками – но, может быть, склеенном из двух слоев, хвойной и лиственной древесины? Иногда такое оружие применялось и в мире степных всадников, в общем-то гораздо более склонных использовать сложносоставные клееные луки.
Упоминается также «березовый», «берестяной» (надо думать, обтянутый берестой) лук вместе с аналогичным колчаном. Вообще и то, и другое для монгольских воинов более чем обычно, но тут контекст заставляет предполагать, что это какое-то оружие «диверсантов»: Чингисхан хвалит бдительность своих охранников, которые так чутко реагируют на любой ночной шорох, что даже с таким луком мимо них не прокрасться.
Зато название другого лука, «дабциту гор», означает и «лук с крышкой», и «лук с длинной тетивой»; возникает вопрос: это указание на некую разновидность горита – или все-таки самого лука? А если первое, то при чем тут длина тетивы?
Вопрос этот, пожалуй, разрешим. Монгольские луки обычно хранились отдельно от колчанов (а стрелы в самих колчанах располагались не единообразно), однако в ряде случаев практиковалось и совместное их ношение. Один из таких вариантов усложненного, дорогого горита включал в себя отделение для колчана «элитного класса», в котором стрелы располагались наконечниками вверх и прикрывались специальной покрышкой, которая в походном положении предохраняда их от ржавчины. В боевом положении, при откинутой крышке стрелок мог не глядя, на ощупь выбрать тип стрелы, наиболее подходящей для конкретного случая: срезень, трехлопастную, с широким кинжаловидным острием, с узким противокольчужным «шилом», с панциробойно ограненной «боеголовкой»… может быть, даже тупую «дисциплинарную»…
Упоминание об «элитном классе» тут не фигура речи: обычный лучник не обладал такой широтой выбора. Другое дело, что в монгольском войске стрелок высокого уровня обычно вскоре попадал в командный состав (не обязательно высокого уровня), но в результате этого вовсе не отходил от практики лучной стрельбы в боевых условиях!
При таком наборе боеприпасов сам лук, конечно, тоже был повышенного качества. Скорее всего не просто с положенной долей костяных и роговых накладок плюс оклейка сухожилиями, но еще и с жесткими концевыми вкладышами, у основания которых обычно расположены дополнительные упоры для тетивы [13] . Такие вкладыши, заметно увеличивая угол натягивания тетивы, в момент «рефлексивно-взрывного» распрямления лука вдобавок резко поддергивают ее вперед, придавая стреле дополнительный импульс. Тетива именно в подобных случаях употребляется жильная, способная упруго растягиваться (что далеко не для всех типов тетивы желательно!).
13
Об этих концевых вкладышах, они же, по другой терминологии, «уши» или удлиннители плеч, в оружиеведческой литературе иногда встречаются утверждения, будто они, изобретенные еще в гуннское (или даже скифское) время, у монголов сделались непременной принадлежностью боевого лука. Но нет: все же далеко не «непременной». Это по-прежнему особенность лука повышенной мощности (и стоимости!), который отнюдь не всякому по руке.