Луна цвета стали
Шрифт:
– Наступления не будет, товарищ армейский комиссар первого ранга, – мой голос остался столь же спокойным, но в нем появились нотки, напоминающие лязг танковых гусениц. – Немцы знают о каждом нашем шаге, осведомлены о местах размещения армейских и дивизионных штабов, превосходят нас в полевой артиллерии и имеют подавляющее господство в воздухе. У на осталось два-три дня до их контрнаступления. И первое, что они предпримут, это артиллерийский и воздушный удар по штабам и узлам связи. Всем командармам немедленно сменить расположение командных пунктов и проследить, чтобы нижестоящие штабы тоже в кратчайшие сроки выполнили этот приказ. На прежних местах продолжать имитацию
– Ваши полномочия, генерал-майор, даны вам не для того, чтобы поощрять и даже самолично насаждать на фронте пораженческие настроения, – Мехлис больше не кричал, но его шипящий голос был услышан каждым из присутствовавших на совещании командиров. – За эти действия вам придется ответить. Я немедленно доложу о вашем произволе товарищу Сталину!
Мехлис развернулся и широким шагом направился к выходу. Никто из генералов не проронил ни слова, а я лишь обозначил легкое пожатие плечами и как можно безразличнее произнес:
– Как вам будет угодно, товарищ армейский комиссар первого ранга.
Глава 4
– Вот теперь, Эрих, мы с тобой настоящие государственные преступники, – негромко произнес Рихтенгден, когда фон Тресков вышел из комнаты, аккуратно уложив переданный ему сверток в портфель.
– А до этого было не так? – удивился Шлиман.
– До этого были слова, а теперь началось настоящее дело.
– Не, думаю, что в гестапо смогли бы рассмотреть большую разницу, – усмехнулся майор.
– Это да, – не стал спорить Рихтенгден.
– Фон Тресков оказался для нас ценным приобретением, не находишь?
– Весьма ценным, – согласился полковник, – и инициативным, что не менее важно. Идея замаскировать наши изделия под бутылки с ликером мне бы в голову не пришла.
– Ты просто не ценитель этого напитка, – улыбнулся Шлиман.
– Через неделю Гитлер вылетает в Полтаву в штаб группы армий Юг. Если все пройдет удачно…
– Генрих, давай не будем загадывать. Со своей стороны мы сделали все возможное. Во втором отделе Абвера работают грамотные люди, так что за техническую сторону я не волнуюсь. Теперь все зависит от хладнокровия фон Трескова и его способности убедить своего знакомого в свите Гитлера захватить с собой в самолет посылочку для генерала Герсдорфа.
– Этот убедит. Я давно не встречал столь красноречивого человека, как фон Тресков. Но ты прав, не будем загадывать – ждать осталось совсем недолго.
Мы не успевали. До немецкого наступления оставались считанные дни, а готовность фронта к обороне все еще была неудовлетворительной. Генерал-лейтенант Козлов оказался довольно грамотным командиром, но, как и многие другие представители высшего комсостава Красной армии страдал отсутствием инициативы и полной неспособностью спорить с начальством. Зато как исполнитель четких и недвусмысленных приказов он проявил себя весьма неплохо.
Летра указывала мне на две основных проблемы Крымского фронта. Во-первых, рельеф местности позволял немцам в полный рост использовать свое господство в воздухе. Открытые степи, пересеченные кое-где длинными пологими холмами, облегчали действия вражеской авиации и
Пилоты Рихтгофена считались в люфтваффе лучшими специалистами по поддержке наступления наземных войск, что Манштейну сейчас и требовалось. Авиация Крымского фронта и отдельный авиаполк Кудрявцева по численности и подготовке пилотов не шли ни в какое сравнение с немецким четвертым воздушным флотом, располагавшим семью сотнями самолетов.
Второй проблемой виделся резкий скачек эффективности немецких противотанковых средств. Казалось, все новинки в этой области противник решил сосредоточить именно здесь, в Крыму. Новые длинноствольные пушки получили не только «панцеры» двадцать второй танковой дивизии, но и штурмовые орудия пехотных частей. Сюда же стоило прибавить новейшую противотанковую пушку с коническим стволом. Ее весьма скромный калибр двадцать восемь миллиметров, казалось бы, не должен был пугать советских танкистов. Однако, конструкция орудия и снаряд с вольфрамовым сердечником позволяли этой относительно легкой пушке пробивать броню толщиной до ста миллиметров. Ну и последним штрихом в складывающейся неприглядной картине стали штурмовики «хеншель» Hs 129 в противотанковом исполнении, тоже присланные Манштейну в приличном количестве перед началом наступления.
Все вместе эти средства борьбы с бронетехникой резко снижали живучесть советских танков в бою, а командиры Красной армии еще не осознали всю опасность произошедшего качественного скачка в уровне противотанковых средств противника, и рассчитывали на способность Т-34 и КВ относительно легко отразить предполагаемый удар.
Несмотря на все параллели, которые я проводил между ситуацией в Крыму и под Ленинградом, имелись и существенные отличия. В Ленинграде помимо пушек линкоров «Марат» и «Октябрьская Революция» в моем распоряжении находилась еще и мощнейшая система ПВО города, состоявшая из многих сотен зенитных орудий, прожекторов и аэростатов. Под прикрытием этих сил боевые корабли могли чувствовать себя в относительной безопасности и вести огонь из орудий главного калибра в сравнительно спокойной обстановке.
Здесь же линкор «Парижская Коммуна» был вынужден действовать со стороны открытого моря, и при налете вражеской авиации он мог рассчитывать только на собственные средства ПВО и на зенитные орудия кораблей сопровождения, что было чревато большими проблемами и высоким риском потерять единственный крупный линейный корабль Черноморского флота. Соответственно, использовать тяжелые корабли я мог только ночью, а это существенно снижало возможности по поддержке наземных войск корабельной артиллерией.
Летра смотрела на перспективы Крымского фронта без всякого энтузиазма. Я гонял вычислитель Лунной базы на пределе расчетной мощности, заставляя его анализировать многие тысячи сценариев развития событий, но если отбросить маловероятные варианты, связанные с фатальным невезением для немцев и феерической удачей на стороне Красной армии, картина вырисовывалась безрадостная.
Феодосию мы теряли при любом раскладе. Варьировалась лишь дата ее падения, но в любом случае это происходило не позже, чем через неделю после начала немецкого наступления. Даже в лучших вариантах продвижение немцев к Керчи удавалось только задержать. Остановить противника хотя бы на Парпачском перешейке получалось в очень редких и довольно экзотических ветвях прогноза, связанных с ошибками и просчетами немецкого командования, которые, конечно, регулярно случались, но рассчитывать на них в базовом сценарии было бы странно.