Лунная магия
Шрифт:
И в своем видении я притянула его, коленопреклоненного, к себе так, что голова его легла мне на грудь, — и дала ему покой.
Поток энергии понемногу слабел. Сквозь лунную дымку, как сквозь глубокую темную воду, смутно начали проявляться очертания комнаты, и я снова ощутила свою человеческую сущность. Малькольм все еще стоял передо мной на коленях у алтаря и, казалось, спал. В круге неяркого света я видела его седеющие рыжие волосы. Я видела его широкую ладонь, безвольно лежащую на черном бархате. Другой ладони не было видно, так как, уснув, он подложил ее под щеку. Я никогда
Медленно, ласково, ибо возвращение не должно быть слишком быстрым, я повернула вспять те поглаживающие движения, какими перед тем его убаюкала. Эти поглаживания ни разу его не коснулись, но их воздействие благодаря этому только усилилось.
Он поднял голову и взглянул на меня сонными глазами. Затем, держась за алтарь, неуверенно встал на ноги.
— Где я? — спросил он.
— Ты снова здесь, со мной, — ответила я, — у меня дома, где ты так счастлив.
— Да, здесь я всегда счастлив, — механически повторил он, так как сознание еще не вполне к нему вернулось.
— Сейчас я прерву поток энергии, и все станет как прежде. Протяни перед собой руки и держи вот так.
Я протянула вперед руки с поднятыми вертикально ладонями и прижала их к его ладоням. В тот же миг поток энергии прервался с резким щелчком, словно резиновый жгут, и мы вернулись в обычное состояние — Малькольм и я, глядя друг на друга.
— Боже мой! — сказал Малькольм, проводя рукой по лбу и дождем стряхивая капли пота.
— Как Вы себя чувствуете?
— Чувствую? Да так, словно раз десять подряд побывал в турецких банях. Я взмок, как мышь! Что Вы со мной сделали? Сядем на что-нибудь.
Он неловко доковылял до ложа и рухнул без сил. Рука его потянулась к воротничку.
— Я его сниму. Мне все равно, как я выгляжу.
На пол рывком полетел промокший насквозь воротничок. Даже концы его галстука потемнели от пота.
— Боже правый! — сказал Малькольм. — Ну и ну! Он принялся протирать лицо и шею, пока промокший носовой платок не полетел на пол вслед за воротничком.
— Теперь понимаете, почему мы работаем в просторных одеяниях и надеваем их на голое тело?
— Боже мой, еще бы! Ни один костюм не выдержал бы такого обращения. Можно, я сниму пиджак?
Я подала ему небольшую салфетку, которую держала для чистки ритуальных предметов, и совершенно не смущаясь и не обращая на меня внимания, ибо еще не вполне вернулся в свое тело, он уселся на черный жертвенный алтарь и принялся обтирать широкую грудь, словно после драки.
Я открыла стенной шкаф, достала оттуда бутылку и налила из нее немного в высокий стакан.
— Выпейте, — сказала я.
— Что это? — спросил он, подозрительно разглядывая стакан, так как был суровым трезвенником.
— Яблочный сок, — ответила я, — неперебродивший. В таких случаях от алкоголя лучше воздерживаться.
— На мой взгляд, от него лучше воздерживаться при любых обстоятельствах, — сказал Малькольм. — Во всяком случае, если речь идет обо мне.
Яблочный сок был выпит одним глотком.
— Можно еще, — попросил Малькольм. — Господи, как вовремя!
Доза жидкости быстро привела его в норму, и до него начало
— Моя дорогая леди… — начал он и, покосившись на свою обнаженную грудь, торопливо застегнул рубашку. Подобрав с пола воротничок, он осмотрел его, сокрушенно покачал головой и сунул в карман брюк.
— Ни в порядок себя привести не могу. Ни извиниться. Ничего. Что, собственно, произошло? Я ведь заснул, верно?
— Вы крепко уснули. Сны видели?
— Видел, пожалуй. Кажется, в воздухе до сих пор витают смутные тени сновидений. Надеюсь, я вел себя достаточно благоразумно?
— Вы ни разу не шевельнулись.
— Это меня утешает. Полагаю, Вы знаете, чего хотите. Если нет, тогда — да поможет Вам Бог! Со мной шутки плохи.
— Если Вы уже ожили, давайте спустимся вниз.
— О да, я быстро прихожу в себя. — Он встал. — Боже, меня ноги не держат! Я их даже не чувствую под собой. Вот теперь я знаю, каково приходится паралитикам! — Он снова плюхнулся на ложе и проверил коленные рефлексы. — Все в порядке, — сказал он, облегченно вздохнув.
Он осторожно встал и направился к двери.
— Если не возражаете, я первым спущусь по лестнице. Не хочу в случае чего свалиться Вам на голову.
Вынужденная двигательная активность быстро вернула ему координацию движений, и, добравшись до нижних ступенек, он уже вполне владел собой.
— Боже мой, делайте такое со мной почаще, и скоро Вам придется думать, куда девать покойника! — заметил он.
— Ничуть не бывало, — сказала я. — Вам это принесет огромное благо. Хотите умыться?
— Я бы с удовольствием принял ванну, — ответил он.
Снабдив огромным банным полотенцем, я отправила его в ванную, и немного погодя он вышел оттуда розовый, как херувим, облачив нижнюю часть тела в собственные брюки, а верхнюю — в мой купальный халат.
— В следующий раз, собираясь к Вам в гости, я захвачу свежую рубашку, — сказал он.
Зная, что он непременно проголодается, я приготовила сытный ужин. Правда, я никак не ожидала, что у меня в гостях окажется настоящий волк. За угрюмой внешностью Малькольма скрывался обычный мальчишка-школьник. Кем его считали ученые коллеги, я не представляла. Впрочем, не представляла я и того, как он, даже с его умом, ухитрился занять столь видное положение в своей профессии, где превыше всего ценится выдержка и такт. Одно это красноречиво свидетельствует об огромной движущей энергии этого человека, коль скоро он сумел преодолеть бесчисленные, им же самим воздвигнутые препятствия. Но чем больше я узнавала Малькольма, тем больше он мне нравился. Была в нем этакая неподдельная искренность, добрая воля и бескорыстие. Думаю, что его высоко ценили первоклассные специалисты в его области. Но как люто должны были его ненавидеть посредственности!
Покончив с едой, он отодвинулся от стола вместе с креслом.
— Мне пора уходить. Если я сейчас устроюсь в этом Вашем большом кресле, я усну и останусь здесь на ночь.
— В этом не было бы ничего страшного.
— С теми чувствами, которые я испытываю к Вам сейчас, — пожалуй, да. Вы укротили меня, мисс Ле Фэй.
— Как Вы себя чувствуете?
— Весьма благодушно. Со мной бы сейчас и ребенок справился.
Он вышел в ванную за своей промокшей, одеждой и вскоре появился во вполне презентабельном виде. Он взял меня за руку: