Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты
Шрифт:
— Мне-е… жа–а–алко… — сипел Ник, размазывая слезы.
— Мне тоже. — Нортон надел тенниску. — Ладно… успокойся. Голиаф погиб нормально — выручая друга из беды. Такой поступок достоин уважения, но не слез. Понял?
— По… понял…
— Вот и отлично. Разденься, я помогу тебе выжать одежду. Ты, видать, продрог.
— Н-нет… — Ник стал раздеваться. Вид у него был хмурый, брови насуплены.
Нортон взял его себе под мышку и перенес с мелководья на берег. Сбросил кеды, вытряхнул из них воду, обулся. Было совсем светло. Солнце озаряло верхние утесы карьера.
— Ты кем будешь, когда вырастешь, Ник?
Тот взглянул на него исподлобья.
— Я ведь уже говорил тебе, Дэв! Буду космодесантником.
— Да, это я слышал. Но разве мало других интересных профессий у нас на Земле?
— Десантники ВДОО? — Ник вздохнул. Серьезно сказал: — да, с этим у меня ничего не выйдет. Пока я вырасту, все тайники пооткрывают.
— Не отчаивайся. Мальчишкам всегда почему–то казалось, что ничего такого… героического им уже не достанется.
— А потом?
— Что потом?
— Ну… им всегда доставалось?
— Доставалось. Всегда. И еще как!.. Ну вот, все почти сухое, одевайся и пошли.
— Куда? — спросил Ник.
— Что значит — куда? Наверх, разумеется. И вот что, парень… Твоей матери совсем не обязательно знать, как мы с тобой летели с обрыва.
Нортон поднял голову: кабинки канатной дороги двигались. Некоторое время он молча следил за бегущими в лазурном небе разноцветными котелками.
— Готов держать пари, — пробормотал он, — к нам в гости едет старина Берт.
— Это у которого изо рта вылетает огонь? — возбужденно полюбопытствовал Ник.
— Гм… Насчет огня я не уверен. А вот то, что у него иногда вылетают крепкие выражения, мне известно… Но ты его не бойся, он человек справедливый.
— Я никого не боюсь, — насупившись, заявил Ник.
— Правильно, — одобрил Нортон. — Чего ради ты должен кого–то бояться.
— Эй, бродяги! — гулко пророкотал сверху голос, усиленный радиомегафоном. Канатная дорога остановилась. Красная с белыми пятнами, как перевернутая шляпка мухомора, кабинка пошла вниз, разматывая подвесные тросы. Повисла метрах в пяти над землей. Человек в белой панаме и в солнцезащитных очках, опершись руками о край своего “мухомора”, хрипло выкрикнул уже без усилителя: — Какого дьявола вы притащились сюда?! В такую рань!
— Сними очки, Берт, — откликнулся Нортон. — Они мешают тебе узнавать старых приятелей.
— Дэв? Семь тысяч чертей!.. — Берт снял светофильтры. — Клянусь ареной Большого родео, уж тебя–то я меньше всего ожидал встретить в этой дыре!.. А это что за микроб рядом с тобой?
— Отважный парень. Ему надо было проверить, какая живность здесь водится.
— Ах, чтоб мне треснуть! — изумился Берт. — Живность! Да какая тут живность, в этой помойной яме? Тут даже змеи давно с тоски передохли. Однако я вижу, вы успели добавить мусора в мое хозяйство?..
— Извини, — сказал Нортон, — так у нас вышло. — Он пожалел, что не столкнул обломок элекара в воду. Теперь эта история выплывет наружу как пить дать.
— Ладно, туристы, — прохрипел Берт, — поднимайтесь сюда, я опущу вам другую кабину. Никак я не думал, что в день Большого родео кому–нибудь вообще придет в голову лазить в каньон!
— И я удивлен, что сегодня ты не в Копсфорте.
— Черта с два! Механиков на канатке трое, а дежурить выпало мне. С тех пор как здесь гробанулся тот ненормальный мотоциклист, власти города учредили дежурство даже по праздникам. Эти умники полагают, будто мне под силу угнаться на своей хромой ноге за мотокретинами!
Берт был явно не в духе, и Нортон решил промолчать.
Он и Ник осторожно взобрались по доломитовым глыбам на полуразрушенную террасу, прошли под “канатку” и влезли в спущенную для них кабину. Кабина взлетела вверх и пошла, поскрипывая, вдоль каната. Ник встревоженно вертел головой. Нортон разглядывал с высоты путь, которым съехал сюда, чтобы выручить малыша и убить Голиафа…
— Дэв, ты будешь выступать на родео? — спросил Ник.
— Нет.
— Почему? Ты бы их всех запросто победил.
— Вот поэтому мне и нельзя. Если мы заранее знаем, что я могу их запросто победить, то моя победа будет нечестной. Ведь правда?
— Правда… Но очень хочется, чтобы ты стал чемпионом Большого родео.
— Зачем? Чтобы тебе можно было хвастать перед мальчишками, что с чемпионом Большого родео ты на короткой ноге? Обойдешься.
— Обойдусь. — Ник тяжело вздохнул. — А ты подаришь мне еще одну поющую палочку?
— А где та, которую я тебе… на прошлой неделе?
— У меня взял ее Гед.
— А зачем ты отдал?
— Он мне обещал подарить акваланг.
— Ясно… И больше ты палочку эту не видел?
— Нет. Он сказал, что берет ее на не… неопределенный срок. Это на сколько, значит?
— Это значит — почти насовсем.
— Плохо… — проговорил Ник. — Ты не обижайся, Дэв. Я, конечно, виноват. Ведь ты говорил, чтобы я этой палочной перед взрослыми не хвастался… А я опять похвастался. Я и сам не знаю, почему у меня так всегда получается…
— Хвастовство — самый большой твой недостаток. А кому еще, кроме Геда, ты хвастался? Отцу? Матери?
— Да… Но мама не захотела смотреть и сказала, чтобы я не лез к ней со всякой чепухой. Папа посмотрел и сказал, что всякие такие штуки ему давно уже знакомы. Что ему приходилось видеть телеприемники даже в собачьих ошейниках. А Гед когда посмотрел, то сказал, что подарит мне акваланг, если я ему расскажу, как ты сумел это сделать. Но я ведь не знаю, что ты с ней сделал. Когда я принес тебе палочку, ты просто покрутил ее в руках, потер ладонями, и она стала петь и показывать… Ты не обижайся, Дэв, ладно? Мне очень хотелось акваланг. Теперь вот ни палочки, ни акваланга.