Лунное наваждение
Шрифт:
Анемон прошла маленький салон, музыкальную комнату, огромную гостиную и наконец увидела комнату, обшитую темными панелями и уставленную книжными шкафами. Две стены от пола до потолка занимали полки с томами в кожаных переплетах. Окна, выходившие в галерею, были задернуты камчатными шторами бело-голубой расцветки, украшенными синими шелковыми кистями.
С потолка свисала бронзовая люстра. Все свечи в ней были зажжены и освещали комнату дымным светом. Девушка юркнула в библиотеку и быстро огляделась: коллекция охотничьих трофеев, стеклянный шкаф с выставленными в
В коридоре послышался голос Де Воба, и сердце Анемон сжалось от страха. Шаги приближались. Она с ужасом поняла, что не успеет добежать до занавесок, и в панике замерла на месте. В пяти шагах от нее стоял шкаф. Девушка подлетела к дверце. Только бы он был не заперт!
Слава Богу, шкаф оказался открыт. Она в две секунды забралась в него и закрыла за собой дверцу. Лишь только раздался легкий щелчок щеколды, как по паркетному полу застучали сапоги. Де Воба и Бержерон вошли в библиотеку.
Анемон крепко зажмурилась и глотнула воздуха. Стенки шкафа словно сплющили ее со всех сторон, удушливая темнота давила. У девушки появилось жуткое чувство, что она погребена заживо в свежевырытой могиле. Она не смела пошевелиться, боясь задеть что-нибудь из вещей, хранившихся в шкафу, и это усиливало ощущение зажатости.
Липкий страх сковал девушку. Вдруг ей станет плохо и она выдаст себя? «И тогда Де Воба навеки запрет меня в этом ужасном шкафу!» На лбу Анемон проступили капельки пота. Она стояла неподвижно, с запрокинутой головой, пытаясь захватить побольше воздуха и справиться с приступом тошноты. «Держись!» – твердил решительный голос внутри ее, но телом уже правил демон страха. Колени мелко дрожали, и она с трудом держалась на ногах.
Мужчины заговорили. Первым подал реплику Де Воба. Анемон, судорожно глотая спертый воздух, пыталась прислушаться.
– В чем дело, Бержерон? – спросил креол резким тоном, совсем не похожим на ласковый, обходительный голос, которым он разговаривал с ней. – Мои гости скоро пойдут на ужин. Мне надо быть там, чтобы сопровождать Бромфорда. Если я не появлюсь, это покажется весьма странным. А сегодня вечером, как никогда, все должно выглядеть совершенно естественно.
– Возникли проблемы, Жан-Пьер. Здесь Одноглазый. Мы вместе приехали с улицы Жирод. Он вошел в дом через черный ход, чтобы его никто не видел. Сейчас он придет.
– Он не должен был появляться здесь до рассвета! – сердито рявкнул Де Воба. – Что происходит? И что вы делали на улице Жирод?
– За мной послал Л’Ариньи. Он… А, это Одноглазый! Впусти его, быстро!
Это было сказано после тихого стука в дверь. Затем Анемон услышала легкую возню, и дверь снова закрылась.
– Ну, и что все это значит? – раздраженно спросил Де Воба.
Чувствовалось, что его бесят эти мелкие людишки, не искушенные в делах подобного рода. В его тоне звучало откровенное презрение.
– Провал! – рявкнул грубый гортанный голос, и Анемон содрогнулась в душном шкафу, живо представив себе контрабандиста по прозвищу Одноглазый. Это единственное слово прозвучало резко и жестоко, как удар хлыста, но Де Воба остался невозмутим.
– Хватит юлить, идиот безмозглый! Говори, с какой стати ты ворвался на мой бал? Ты должен был приехать не раньше четырех утра, чтобы тайно вывести Бромфорда и убить его.
– Помолчи, и я расскажу тебе, почему я здесь, напыщенный болван! – прохрипел Одноглазый и вдруг замолчал. – Что это было? Вы слышали – какой-то щелчок?
Анемон замерла в шкафу. Она не двигалась и не издавала ни звука.
– Я ничего не слышу! – сказал Де Воба.
Мгновение все трое молчали, прислушиваясь. Она затаила дыхание и считала секунды. Сердце ее отчаянно колотилось.
– Бояться нечего. Мы здесь одни. Наверное, у тебя разыгралось воображение, Одноглазый. А теперь, черт возьми, говори, зачем ты сюда заявился?
– Меня прислал Л’Ариньи, чтобы предупредить тебя. Весь наш план под угрозой срыва!
– Этого не может быть! – надменно отрезал Де Воба. – Все продумано до мелочей и хорошо организовано. Я уже подсыпал снадобье в шампанское Бромфорда. Сейчас он должен почувствовать первые признаки недомогания.
– Жан-Пьер, среди нас есть вражеские шпионы! – в панике вскричал Бержерон. – И ты… ты, возможно, уже позволил им испортить всю нашу тщательную работу!
При этих словах Анемон похолодела. Наступило напряженное молчание, потом вновь послышался голос Де Воба:
– Вражеские шпионы? О чем ты говоришь, Поль?
Ему ответил Одноглазый:
– Одного сегодня поймал Л’Ариньи. Его зовут Томас Карстейз. Тебе знакомо это имя, приятель? Ты знаешь, что это значит?
– Томас Карстейз? Но он же мертв! Л’Ариньи убил его в Испании, когда он пронюхал про наш план.
– Он жив. Последние несколько часов мы допрашивали его в пивной Хромого Матти на Болоте.
Анемон почувствовала, как ее обволакивает тьма, и уперлась дрожащей рукой в стенку шкафа, чтобы не упасть. «Папа! Как же тебя поймали? Что они с тобой сделали?»
– Томас Карстейз!.. – ошеломленно проговорил Де Воба. – И что он вам сказал?
– Ничего! – в гневе воскликнул Одноглазый.
Тут вмешался Поль Бержерон:
– Л’Ариньи увидел его сегодня утром в моей гостинице. Клянусь тебе, Жан-Пьер, я не знал, кто он такой! Его взял на работу мой консьерж, он с ним и имел дело изо дня в день. Этот тип несколько месяцев работал у меня под носом, скрываясь под именем Дюбуа!
– Он работал в твоей гостинице, Бержерон? – Судя по громкому стуку, Де Воба ударил кулаком по столу. Что-то раскололось. – И в каком же качестве он у тебя работал?
– Он заведовал бухгалтерией. Жан-Пьер, да не смотри ты на меня так, черт возьми! Я не имел понятия, что он шпион! Он казался совершенно безобидным! Откуда мне было знать…
– Идиот! Уволь меня от своих жалких оправданий!
Анемон затаилась в своем укрытии. Нервы ее были на взводе. Ее так и подмывало броситься на поиски отца, вырвать его из лап злодеев, но она понимала, что надо ждать. Боже, поскорее бы они прекратили спорить и сказали еще что-нибудь важное!