Лунное стекло
Шрифт:
Через пару часов дверь в квартиру открылась, и Джессика поняла, что сын вернулся. Так и оказалось, но… сын вернулся не один. Рядом с ним, к вящему удивлению Джессики, стояла та самая девочка-одуванчик, на которую она и Ри обратили внимание утром.
– Мама, познакомься, это Настя, – представил девочку воспитанный Рома. – Мы решили, что будем дружить. Ты не против?
– Здравствуй, Настя, – Джессика улыбнулась. – А твоя мама не будет против того, чтобы ты дружила с мальчиком?
– Здравствуйте, – спокойно ответила девочка. – Нет, не будет. Она, как только увидела ваш «Рендж Ровер», тут же разрешила.
Джессика слегка поперхнулась, но вовремя сориентировалась.
– Ей так понравилась наша машина? – спросила она.
– Ей понравилось, что у вас много денег, – невозмутимо пояснила девочка. – А вас тетя
Джессика кивнула. Тут, «для всех», они использовали схожие имена – Джессику почти все называли Евгенией или Женей, а Ри – Игорем.
– Да, – Джессика кивнула.
– Теть Жень, вы не обращайте внимания на маму, – попросила девочка. – Она дура. Жадная. Она добрая, – тут же поправила Настя сама себя, – но дура.
– Не надо так говорить про маму, – попросила Джессика. – Это нехорошо.
– Нехорошо, зато правда, – Настя отвела глаза. – Я вас просто предупреждаю. А то вы потом удивляться будете.
– Не думаю, что меня можно этим сильно удивить, – хмыкнула Джессика.
– Учительница же сегодня удивилась, когда мама ее спросила, кто из детей богатый, чтобы я с ним дружила, – сообщила девочка. У Джессики глаза полезли на лоб.
– Она нас вместе посадила, – добавил Ромка. – За первую парту. Весь класс ржал.
– Они сказали, что мы – жених и невеста, – захихикала Настя.
– А я сказал, что им, наверно, завидно, потому что на них ни одна девчонка не посмотрит, – присовокупил сын. – Мам, мы с Джеем погуляем?
– Погуляйте, – разрешила Джессика. – А потом приходите, я уже почти все доделала. Настя, вы празднуете Первое сентября?
– Нет, – Настя погрустнела. – Мы даже день рождения не празднуем. Ничей. Ни папин, ни мамин, ни мой.
– Почему? – растерялась Джессика.
– Потому что мама говорит, что это не повод для радости, а повод для грусти. Что жизнь короткая и уходит, и что день рождения празднуют только идиоты. Плакать надо, а они празднуют. И что вообще на праздники тратятся только дураки.
– Ну, значит, мы дураки, – улыбнулась Джессика. – Ром, тащи собаку с кухни и идите. Полчасика дай ему побегать на площадке, и домой. Будем есть дурацкий торт с дурацкими розами, пить дурацкий чай с дурацким вареньем и получать дурацкие подарки. Рома, ты поделишься дурацкими подарками с дурацкой Настей?
Дети уже вовсю хихикали, поэтому ответил Ромка не сразу.
– П-п-поделюсь… Дурацкая Настя, пошли гулять с дурацкой собакой на дурацкую улицу…
– Дурацкий Ромка, положи дурацкий рюкзак… Оооой… Тетя Женя… Ой, дурацкая тетя Женя, а можно попросить дурацкой водички, а то пить хочется…
…Через полгода Настя уже прочно обосновалась в их доме. Дети почти все свободное время проводили вместе. Делали уроки, гуляли, позже – вместе пошли в музыкальную школу; Ромка – по классу гитары, а Настя – на флейту. Римма Андреевна, мама Насти, и впрямь оказалась на поверку женщиной глуповатой, простоватой, но при этом – не злой и совершенно лишенной какой бы то ни было житейской смекалки или хитрости. Оставалось только удивляться, почему Павел, папа Насти, выбрал себе такую жену. Сам он был человеком отнюдь не глупым, очень образованным, прозорливым и вскоре хорошо сошелся с Ри. Дружбой эти отношения назвать было, конечно, нельзя, но оба отца стали со временем хорошими приятелями.
– Ну, сдружились, и хорошо, – сказал он как-то про Настю и Рому. – Я в Римму тоже еще в школе влюбился. Правда, не так рано. Классе в седьмом, кажется, не помню уже точно. Потом разошлись, а потом… уже после института встретил ее случайно, ну и… – он улыбнулся. – Она, может, и не Эйнштейн, зато в ней другое хорошо.
– И что же? – полюбопытствовал Ри.
– Она – моя, – просто ответил Павел. – Я это словно с первого дня знал, что моя. Так и вышло…
…Настя тоже была «не Эйнштейн», училась не ахти как хорошо. Ромка, который с первого класса был круглый отличник, стал помогать – и оценки у Насти выправились, теперь она «плавала» между четверками и пятерками. Женихом и невестой их давно не дразнили, всем надоело. Как-то прижилось как данность – ну ходят везде вместе Давыдова с Торгачевым, и чего? Чем дразниться, лучше бы у Торгачева контрольную по матишу списать. Торгачев добрый, не откажет. А если откажет, так надо к Давыдовой подъехать, пусть Давыдова его и попросит…
Ромка ушел через час – позвонила Джессика и попросила его вернуться домой. Она приболела (насморк, ерунда, Ит выспится и завтра все поправит), а с Джеем нужно было вечером погулять, пес уже просился, ходил за ней по квартире с поводком в пасти, скреб лапой дверь.
– Бертик, мы завтра с мамой придем, да? – спросил Ромка уже в дверях.
– Приходите. Только не рано, – попросила Берта. – После полудня, а лучше в час. Сам понимаешь, пока он выспится…
– Понимаю, – с грустью кивнул Ромка. – Папа тоже почти сутки спал, когда последний раз приезжал. Мне надоело так, Бертик. Я хочу, чтобы как раньше…
– Милый мой, я тоже хочу, – Берта покачала головой, вздохнула.
– Но почему все так?
– Мы же тебе рассказали, почему так. Это жизнь, Ром. Так бывает.
– Значит, как-то неправильно бывает, – Ромка насупился. – Пойду я. Джей там скулит уже небось.
Когда за мальчиком закрылась дверь, Берта постояла минуту в прихожей, прислонившись плечом к стене, затем пошла на кухню – обе скороварки уже посвистывали, надо убрать огонь.
Жизнь?
Так бывает?
…Может быть. Может быть, так и бывает. Но вот только далеко не у всех оно так бывает почему-то. И ведь у нас тоже бывало иначе. Она вспомнила, как несколько лет подряд, до этого всего безумия, они ездили отдыхать на юг, на Черное море, всей семьей. Две машины, прицеп, на котором стояли «Хонды», дорогущие спортивные мотоциклы, которые купили себе Ит и Скрипач, багажники забиты вещами под завязку, а до этого – шумные сборы, веселье, точка встречи – ехали из разных городов – большой пикник в самом начале путешествия, с шашлыком, с обязательным мороженым для тогда еще совсем маленького Ромки. Ри восторга Ита и Скрипача от возможности «погонять в свое удовольствие» не разделял, ворчал, если они затевали гонки на трассе; Фэб нервничал первое время, но потом успокоился; и как же прекрасно это было – две машины, летящие сквозь огромное теплое лето, поля, леса; ушедшие далеко вперед мотоциклы, а потом – букетики полевых цветов, которые ребята, пока машины догоняли, успели нарвать для нее и для Джессики. Шуточные споры по рации, пикировка насчет машин: «Ри, зачем ты купил себе этот белый сарай?», «Мой белый сарай хотя бы на солнце не нагревается, а вот на кой вам черный сарай, да еще такого размера, я вообще не пойму», «Нас, если ты не заметил, пятеро, и два кота!», «А нас тоже пятеро и большой собак!», «Зато в нашем сарае можно спать», «В нашем тоже». И так далее… Потом их ждал целый месяц юга, тепла, солнца; совершенно не загаженный дикий каменистый пляж, маленький домик, стоящий на отшибе, который они снимали несколько лет подряд у одной и той же хозяйки; и весь этот месяц морского южного лета всегда принадлежал Ромке, потому что все это было в первую очередь для Ромки и только потом – для всех остальных. Это для него плавали тогда между камней в теплой, спокойной воде крошечные рыбки, это для него светили звезды, это для него приплыли однажды к самому берегу дельфины; это для него, и только для него продавали на рынке вкусные персики и виноград, и, конечно, только для него приводили по выходным на площадь настоящего живого ослика, с которым можно было фотографироваться и на котором можно было даже прокатиться.
Было, было… вот только ушло, и непонятно, надолго ли. Может, и навсегда.
Мотоциклы сейчас в гараже, под замком, в Москве. А на машинах ездят теперь только Берта и Джессика, впрочем, она, Берта, к машине подходит хорошо если раз в месяц, предпочитает общественный транспорт. Слишком большая машина, слишком много в ней свободного места. Лучше на метро, на трамвайчике, на автобусе. Почему? Ну, потому что лучше. Как-то так получилось, что так стало лучше…
Пол после Ромкиных стараний пришлось протереть, а курагу с черносливом – откинуть на дуршлаги, чтобы обсушить. Потом Берта оделась и сбегала на улицу, в магазин, за лимонами. Купила два кило – на нее посмотрели как на сумасшедшую, но она не обратила внимания, не до того было. Вернулась – скороварки вовсю свистели. Значит, пора делать «антракт». Это Скрипач где-то прочел, что мясо получается вкуснее и нежнее, если варить его «с антрактами», выключать на полчасика, а потом ставить кипеть снова. Попробовали – действительно, метод работал. Говядина в этот раз хорошая, молодая, поэтому еще полчаса, и можно будет раскладывать. И по справедливости, поэтому нужны весы.