Лунные люди [= Люди с Луны] [The Moon Men]
Шрифт:
— Как твое имя, человек? — спросил он надменно.
— Юлиан Восьмой, — ответил отец. — Вот три овцы — налог за месяц.
— Как ты назвал себя? — рявкнул Сур.
— Юлиан Восьмой, — повторил отец.
— Юлиан Восьмой! — заревел Сур. Я полагаю ты слишком интеллигентен, чтобы быть братом такому, как я?
— Брат Юлиан Восьмой, — угрюмо повторил отец.
Загнав овец, мы направились домой, но тут снова услышали голос Сура.
— Ну?
Отец вопросительно повернулся к нему.
— Ну? — повторил Сур.
— Я не понимаю, — сказал отец. — Разве я не выполнил то, что
— Вы что здесь с ума посходили? — выкрикнул Сур. — В западных тевиосах сборщики налогов не живут только на свое нищенское жалование. Граждане приносят им небольшие подарки.
— Хорошо, — спокойно сказал отец. — В следующий раз принесу тебе что-нибудь.
Посмотрим, — рявкнул Сур.
По пути домой отец не проронил ни слова. Он молчал и во время ужина, состоящего из овечьего сыра, молока и лепешек. Я был ужасно зол, но то, что я рос в атмосфере страха и террора, научило меня держать язык за зубами.
Закончив ужин, отец резко вскочил, так что стул отлетел к противоположной стене, и изо всех сил ударил себя кулаком в грудь.
— Трус! Слизняк! — закричал он. — О Боже! Я не могу вытерпеть этого! Я сойду с ума, если буду и дальше терпеть эти издевательства! Я больше не мужчина! Теперь нет мужчин. Все мы черви, которых эти свиньи топчут ногами, грязными копытами. И я не осмелился ничего сказать! Я стоял молча, пока этот подонок оскорблял меня, плевал на меня! Я все терпел и что-то жалобно мычал. Это невыносимо!
Прошло всего несколько поколений, а они вытравили мужество у американцев. Мои предки сражались под Бункер Хилл, при Геттисбурге, Сан-Хуане, Шато Тьери. А я? Я преклоняю колени перед каждым дегенератом, которого назначили на должность из Вашингтона. И все они не американцы, и даже не земляне. Я склоняю голову перед этими вонючими с Луны — Я, представитель самого великого народа на Земле!
— Юлиан! — воскликнула мать. — Будь осторожен, дорогой. Кто-нибудь может услышать.
Я увидел, что она дрожит.
— А ты разве не американка? — прорычал он.
— Юлиан, не надо, — взмолилась она. — Я ведь беспокоюсь не о себе, ты это знаешь. Я беспокоюсь о тебе и моем мальчике. Я не хочу, чтобы тебя забрали, как это случилось со многими, кто говорил то, что у него на душе.
— Я знаю, дорогая, — сказал он после паузы. — Я беспокоюсь за тебя и сына, ты беспокоишься за меня и сына. И все продолжается по старому. О, если бы нас было побольше, если бы я мог найти тысячу мужчин, которые бы осмелились выступить против завоевателей.
— Тише, — предупредила мать. — Вокруг столько шпионов. Каждый может оказаться им. Поэтому я предупредила тебя, когда пришел Пит.
— Ты подозреваешь Пита? — спросил отец.
— Я ничего не знаю, но я боюсь всех. Так жить страшно. Но я живу в этом страхе все время и моя мать жила также. И ее мать тоже. Я никогда не смогу привыкнуть к этому страху.
— Американский дух согнут. но не сломан, — сказал отец. — Будем надеяться, что он никогда не будет сломан.
— Если наше сердце страдает вечно, — сказала мать, — оно никогда не сломается. Но это очень трудно так жить. Трудно когда мать даже не хочет приносить в мир ребенка. — Она взглянула на меня. — Потому что его ждут страдания и унижения. Я всегда хотела иметь много детей, но я боялась этого. Особенно я боялась, что будут девочки. Быть девушкой в такое ужасное время…
После ужина мы с отцом подоили овец и крепко заперли овчарню. Больше всего мы боялись собак. Их с каждым годом становилось все больше и они были наглее. Теперь они бегали стаями и человеку было небезопасно выходить на улицу по ночам. Нам было запрещено иметь не только огнестрельное оружие, но даже луки, стрелы. Так что мы не могли отгонять собак и те, чувствуя нашу слабость, стали подходить к нашим домам все ближе и ближе.
Это были большие собаки, бесстрашные и сильные. А одна стая состояла из поистине огромных собак. Отец сказал, что это помесь колли и черных овчарок. Это были хитрые, свирепые собаки. Они наводили ужас на весь тевиос.
Мы назвали их Адские Псы.
3. АДСКИЕ ПСЫ
Когда мы вернулись домой с молоком, пришли Джим Томисон и его жена Молли Шихан, которые жили на соседней ферме на расстоянии полумили вверх по реке. Они были нашими лучшими друзьями. Только им мои родители доверяли полностью и говорили с ними совершенно открыто. Мне, мальчишке, было странно видеть, что такие большие и сильные мужчины, как мой отец и Джим Томпсон боятся говорить то, что думают. И хотя я сам вырос в такой атмосфере страха и подозрений, я никогда не мог примириться с той печатью трусости, что лежала на всех нас.
Но я знал, что отец мой не трус. Он был высоким, сильным, с хорошими мускулами. Я не раз видел, как он дрался, а однажды, защищая мать, он голыми руками убил вооруженного воина Каш Гвард. Сейчас этот солдат был закопан в нашей овчарне, а его оружие, тщательно смазанное и завернутое в тряпки, было спрятано в разных местах. Все было сделано чисто и никто нас ни в чем не заподозрил. Но оружие оставалось еще у нас.
Джим тоже уже столкнулся с новым сборщиком налогов Суром, и сейчас был очень зол. Джим тоже был высоким сильным мужчиной с гладко выбритым, как у всех американцев, лицом. Американцами мы называли потомков тех. кто жил здесь еще до Великой Войны. У настоящих Калькаров бороды просто не росли. Они прибыли сюда на огромных кораблях. Время шло корабли сломались и никто не знал, как сделать новые. Так что Калькары больше не прибывали с Луны на Землю.
Для нас это было хорошо, но произошло слишком поздно, так как Калькары плодились, как кролики. Чистокровных калькаров осталось мало, но появилось миллионы полукровок, которые были ничем не лучше Калькаров. Мне даже казалось, что они ненавидят нас, чистокровных землян больше, чем чистокровные Калькары, выходцев с Луны.
Джим совершенно обезумел. Он говорил, что больше не будет терпеть этого, что лучше погибнуть, чем жить в таком ужасном мире. Но я не принимал этого всерьез. Такие разговоры я слышал с самого детства. Жизнь была чрезвычайно трудной — работа, работа и взамен скудные средства к существованию. Никаких удовольствий. Никакого комфорта. Минимум жизненных удобств. Улыбка была редким явлением даже среди детей. А уж взрослые никогда не смеялись. Трудно убить душу ребенка, а души взрослых уже были мертвы.