Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)
Шрифт:
Она снова рассыпалась, приняла новую форму. На месте столба с руками возвышался треножник тридцати футов высотой, ноги его состояли из перемежающихся кубов и пирамид, а наверху вращался огромный круг из шаров. Из середины круга протянулось щупальце, извивающееся, разворачивающееся, как стальная змея, не менее восьмидесяти футов длиной.
На его конце шары, кубы и пирамиды слились, образовав большой треугольник. И вершинами этого треугольника фигура била – быстро, с удивительной точностью, весело – била бежавших, протыкала их, подбрасывала
Я думаю, именно эта игривость разрушители заставила меня в ужасе открыть рот и не отрываться от страшного зрелища.
Вооруженные люди продолжали разбегаться, но треножник был быстрее их.
С устремлявшейся вперед змеи лился красный дождь.
Я слышал, как вскрикнула Руфь, оторвал взгляд от долины, повернулся. Она без чувств лежала на руках Дрейка.
За ними стояла женщина, глядя на бойню, спокойная и неподвижная, окутанная неземным равнодушием. Ее взгляд показался мне таким же холодным, безличным, незаинтересованным, как взгляд звезд на ураганы и землетрясения нашего мира.
Слева послышался топот множества ног; Чу Минг закричал. Сошли ли они с ума от ужаса, подгоняло ли их отчаяние, хотели ли они убить, прежде чем сами будут убиты? Не знаю. Но те из вышедших их туннеля, кто остался в живых, устремились к нам.
Они были совсем близко, закрывались щитами. Луков у них не было. Молча они приближались к нам, сверкали их мечи и копья.
Разрушитель качнулся к нам, металлическое щупальце протянулось как змея, чтобы оказаться между нападающими и своей необычной хозяйкой.
Я услышал крик Чу Минга; он поднял руки, закрыл глаза – и побежал прямо на копья!
– Чу Минг! – закричал я. – Чу Минг! Сюда!
И побежал к нему. Но меня обогнал Вентнор, стреляя из пистолета. Копье мелькнуло в воздухе и ударило китайца в грудь. Он пошатнулся, опустился на колени.
И в этот момент гигантский цеп ударил по солдатам. Он косил их, как серп спелую рожь. Разорванных и искалеченных, разбрасывал по склонам долины. Останки даже отдаленно не напоминали людей.
Вентнор оказался возле Чу Минга, я тоже опустился рядом с ним. На кубах китайца показалась розовая пена.
– Я подумал, что Шин–дже убьет нас, – прошептал он. – Страх ослепил меня.
Голова его опустилась, он дернулся, застыл.
Мы встали, ошеломленно оглядываясь. У выхода из расселины стояла женщина, глядя на Дрейка. А тот держал на руках Руфь, прижав ее голову к груди.
Долина опустела, только груды тел были рассыпаны по ней.
Высоко в горах виднелось несколько человек – все, что осталось от войска, устремившегося в долину, чтобы пленить или убить нас. А высоко в темном небе показались ягнятники, крылатые стервятники Гималаев.
Женщина подняла руку и снова поманила нас. Мы медленно двинулись к ней, остановились рядом. Большие ясные глаза рассматривали нас. Не менее удивленно смотрели и мы на нее.
6. НОРАЛА
Мы увидели красавицу,
И тут с удивлением я заметил, что эти созвездия не только в радужной оболочке, но и в зрачках, глубоко внутри них, как далекие звезды в глубине бархатного полуночного неба.
Откуда же исходил тот блеск, более страшный, более угрожающий в своем холодном спокойствии, чем горячее пламя гнева? Глаза эти не угрожают, нет. Они спокойны и неподвижны, и в них мелькает тень заинтересованности, призрак дружеской улыбки.
А над ними ровные, тонко прорисованные бронзовые брови. Губы ярко–алые и – спящие. Сладкие губы… такие мог увидеть в своей мечте великий художник и изобразить, как самую суть женской привлекательности, но губы спящие и не стремящиеся проснуться.
Гордый прямой нос; широкий низкий лоб, и над ним – масса прядей–щупалец, рыжевато–коричневых, роскошно топазовых, металлических. Как тонкая медная проволока; и туманных, как облака, которые Сультзе, богиня сна, посылает на рассвете, чтобы поймать блуждающие сны влюбленных.
Под этим удивительным лицом круглое горло, переходящее в изысканную линию плеч и груди, полуприкрытых покровом.
Но на этом лице, в этих глазах, на этих алых губах и на груди что–то неземное.
Что–то пришедшее прямо из загадочных глубин заполненного звездами пространства; из упорядоченного, спокойного, безграничного космоса.
Бесстрастный дух, спокойно глядящий на человеческие страсти, в ее губах, в каждой линии ее спящего тела – и этот дух не дает ей проснуться.
Сумерки спокойствия, опускающиеся на горное озеро. Иштар, без сновидений спящая в Нирване.
Что–то в ней не от нашего мира, что–то грандиозное, как космос по сравнению с летним ветром, океан – с волной, молния – со светлячком.
– Она не… человек, – услышал я шепот Вентнора. – Посмотрите ей в глаза, на ее кожу…
Кожа у нее белая, как жемчужное молоко, тонкая и нежная, как паутина, шелковая и мягкая; прозрачная, будто сквозь нее пробивается неяркий свет. Рядом с ней Руфь с ее прекрасной кожей казалась прожженной солнцем деревенской девчонкой по сравнению с Титанией.
Женщина рассматривала нас, будто впервые в жизни видела людей. Заговорила – голос у нее какой–то отдаленный и в то же время сладкий и звонкий, как звуки маленьких золотых колокольчиков; он полон спокойствием, это часть наполняющего ее духа, золотые колокольчики звучат из тишины, говорят за нее, от ее имени. Говорила она запинаясь, как будто губы ее не привыкли к звукам человеческой речи.
И говорила на персидском языке, на чистейшем древнеперсидском.
– Я Норала, – прозвенел ее золотой голос. – Я Норала.