Лунный блюз
Шрифт:
– Пророком, – процедил сквозь зубы Крисп, ударил в негодовании кулаком по столу. – Да что с вами, черт возьми?
Маню знал, что это не паранойя. Нет. Люди Барриса были повсюду. Здесь, в Ияхе, в Селене… Редкие, но продолжительные землетрясения сотрясали его маленький загородный домик. Фужеры на полках тихо позвякивали. Это настоящая зараза! Думал Маню. Она расползается по планете, как рак и единственная возможность излечить недуг, это отрезать пораженную конечность, или же его эпицентр. Люди меняются, становятся другими, но Баррис ли причина
Тарс смотрел на толпу ополченцев. Многих из них он знал лично, многих в лицо. Мужчины кричали, что Баррис забрал у них их женщин, женщины кричали, что Баррис забрал их мужчин. Маленький мальчик, лет семи, плакал и все время просил кого-то, вернуть ему родителей.
– Какого черта вы притащили его сюда? – заорал Тарс.
– Его родители ушли к Баррису, – сказал сосед по улице. – Теперь они ищут его, чтобы забрать с собой.
– Но не тащить же его сюда!
– Хочешь, чтобы я оставил его одного в пустом доме?
Тарс промолчал. Мысли бежали и бежали в голове, но ничего конкретного не приходило на ум.
– Где остальные дети?
– За городом. Мы отправили их к родным, родственникам, друзьям…
– Господи! – простонал Тарс, вспоминая жену. Сколько времени он уже держит ее в подсобке?
«Пусти меня!» – кричит она, кидается на дверь, а потом затихает. Он приносит еду, наблюдает, как она ест. Такая удовлетворенная. Такая безразличная. А потом снова: «Выпусти меня отсюда! Выпусти!» И если он откроет дверь, то нет сомнений, куда она пойдет. К Баррису! И дети. Она заберет их с собой. Обратит или что там с ними происходит? И не будет этому конца. И нет смысла ждать. Дальше только хуже.
– Мы должны остановить это, – сказал Тарс, не то соседу по улице, не то самому себе.
Когда вооруженные люди окружили дом Александра Грэма, Баррис услышал голос: «Не бойся! Продолжай говорить с людьми и не молчи. Ибо я с тобой, и никто не сможет причинить тебе вреда, потому что много народа у нас в этом городе»…
– Останьтесь здесь, – велел Тарс подчиненным. – Следите, чтобы никто из штатских не приближался к дому. Нам не нужна резня.
– Уверен, что хочешь пойти один? – спросил помощник.
– Они наши друзья и соседи, Сид. Я должен попробовать убедить их выдать мне Барриса.
Где-то в глубине души, он надеялся, что если изолировать (при необходимости убить) Барриса, то, может быть, все встанет на прежнее место. Он вспоминал жену, и в тайне, даже от самого себя, надеялся, что настанет день, когда он откроет дверь в подсобку и увидит прежнюю супругу. Немного полную, не очень красивую, но такую родную и такую понятную…
Тарс поднялся
– Я хочу поговорить с Баррисом, – сказал Тарс.
– Поговорить или снова арестовать?
– Город сходит с ума, Александр…
– Город сходит с ума, потому что боится принять неизбежность.
– Мы должны остановить это.
– Мы ничего уже не можем остановить, Тарс.
– Не стой у меня на пути. – Тарс положил руку на расстегнутую кобуру.
Грэм не двигался.
– Пусть войдет, – сказал появившийся за его спиной Баррис.
Грэм послушно отошел в сторону. Пальцы Тарса вспотели. «Всего один выстрел, – думал он. – Всего один». Баррис улыбнулся и жестом пригласил его войти. Тяжелая дверь закрылась за спиной. Десятки глаз устремили на Тарса свои вопросительные взгляды. Его плечи опустились, но он тут же взял себя в руки.
– Вы понимаете, что делаете? Понимаете, к чему все это приведет? – решительно спросил Тарс.
– Вы в чем-то обвиняете меня? – Баррис поднял левую бровь.
– Да. Обвиняю. – Тарс снова вспомнил свою жену, и зубы его предательски скрипнули.
– Но разве не для этого существуют суды и судьи?
– К черту! – рявкнул Тарс и ему показалось, что следящие за ним взгляды сменились с вопросительных на враждебные. – Полгорода ненавидит вас так сильно, что готовы ежесекундно учинить самосуд! Скажите, почему я должен сдерживать их от этого? А?
– Может быть, потому что вторая половина готова защищать меня? – Лицо Барриса было каким-то до отвращения умиротворенным.
Тарс хотел спустить курок. Как никогда хотел.
– Это ничего не изменит, – сказал Баррис все с тем же умиротворением. – Даже моя смерть. Мы все равно вернемся. Вернемся и возродим падший дом: поднимем из руин и обновим его, чтобы все человечество, которое неизбежно принадлежит нам, стремилось к нашему единству. Да, Тарс. Мы совершим все это. И это было известно от века в век…
Когда Тарс вышел из дома Александра Грэма, он уже не был прежним Тарсом. Руки безумцев, прижавшие его к полу, порвали униформу. Кто-то раскрыл ему рот, всунул между стиснутых зубов ложку, и Баррис лично влил ему в горло стакан зараженной питьевой воды. Она принесла голос. Странный, всепроникающий голос. «Больше счастья в том, чтобы давать, чем в том, чтобы брать», – слышал Тарс.
– Нет, – прошептал он, поднимаясь с пола.
Люди расступились. Их глаза стали миролюбивыми, словно он теперь был одним из них.
– Нет! – Тарс заставил себя выйти на улицу. Непреодолимая немота сковала тело. – Я не стану таким, как они. Не стану. – Он увидел свою жену. Увидел так ясно, словно она действительно стояла перед ним. Она улыбалась ему. Спрашивала, куда он отвез детей. – Нет! – Тарс зажмурился, стиснул зубы. За веками, как кадры фильма, мелькали фрагменты незнакомых ему жизней и событий. «Дивись или сгинь! – говорил ему голос. Его собственный голос, который больше не принадлежал ему. – Дивись или сгинь, ибо совершаю я в твои дни нечто такое, во что никогда не поверишь ты, даже если объяснить тебе происходящее. Даже если объяснить…»