Лунный череп
Шрифт:
На улице никого не было, и Лонгтри это не понравилось. Ещё год - и это место станет новым городом-призраком, пылью в пустыни, без людей и надежды.
Как только Лонгтри получит то, зачем явился, он сразу свалит отсюда.
– Вот дерьмо, - выругался он себе под нос и направил повозку вниз по черной, пустынной улице.
И без того громкий топот копыт по утрамбованной глине отдавался эхом от заброшенных зданий.
Через дорогу гонялись друг за другом два перекати-поля.
У Лонгтри по бокам к седлу были прикреплены два фонаря, но они давали недостаточно огня, чтобы осветить дорогу.
Лонгтри словно пробирался сквозь тёмный-тёмный тоннель.
А в дальнем его конце был свет и люди.
Перед салуном стояли привязанные кони, на улице горели разложенные костры, и рядом с ними толпились люди.
Лонгтри остановил повозку на разумном от них расстоянии и спешился.
Индейцы, без сомнений.
Из района Пэнэндл в Оклахоме.
Это был не его народ, не народ его матери.
Она часто говорила маленькому Лонгтри, что Кроу отличаются от остальных племён.
И Сиу, и Юта, и Плоскоголовые, и Банноки - все были отдельными народностями.
Общими у них были только солнце, луна и звёзды, больше ничего.
Но белые учителя Лонгтри рассказывали мальчику, что все индейцы одинаковы - язычники и дикари, ни больше, ни меньше.
А в мрачные дни службы разведчиком в армии и боёв на ринге его не заботило ничего, кроме денег.
Все люди - и белые, и краснокожие - были для него дикарями.
Лонгтри считал, что не принадлежит ни тому, ни другому миру, поэтому в равной степени ненавидел оба.
***
Он смотрел на индейцев, а они смотрели на него.
Исхудавшие, обессилевшие, завёрнутые в драные, поеденные молью покрывала и пыльные плащи.
«Зуни», - решил Лонгтри.
Они изучали его полными насмешек и ненависти глазами, запавшими на костлявых лицах.
Да кто они такие, чтобы подобным образом смотреть на Лонгтри?!
Жалкие, безнадежные сукины дети, которые выпрашивали крошки в городах белых людей и грелись вокруг костров в шкурах буйволов?!
Лонгтри презирал их.
Он привязал лошадей так, чтобы вороватые краснокожие не сбежали с ними прочь, и, забрав ружье и седельные сумки, вошёл внутрь.
В очаге горел огонь, и несколько унылых пьяных мужчин склонились над стаканами виски и позабытыми картами.
В воздухе пахло мочой, нищетой и страданиями.
За стойкой бара стоял Мекс, низенький толстенький одноглазый мужчина.
Лонгтри положил ружье на стойку.
– Стакан чего-нибудь крепкого, - сказал он Мексу.
Мекс протянул виски.
Лонгтри тайком огляделся.
– Знаешь парня по имени Беннер?
Кто-то направился к Лонгтри сзади, и мужчина резко развернулся, кладя руку на рукоять своего флотского кольта.
– Ну, я Беннер, - произнёс подошедший. Его кожа была настолько изменена ветрами и солнцем, что его можно было принять за индейца племени Арапахо.
– Ты за телом?
– Ага, - рассеянно ответил Лонгтри.
Он прислушивался к суматохе на улице.
Индейцы что-то скандировали, били в барабаны и гремели чётками.
Смешанный со стоном ветра, получался жуткий, тревожный звук.
– Языческий Хэллоуин, - прохрипел Беннер.
Лонгтри поднял взгляд на собеседника, чтобы понять, не шутит ли он, но лицо Беннера ничего не выражало.
– И с каких это пор краснокожие его празднуют?
– вскинул брови Лонгтри.
– Хэллоуин - праздник белых...
– Он не принадлежит ни одной ветви христианства, - тихо и сдержанно ответил Беннер.
–
Хэллоуин - языческий обряд, друг мой.
– Хэллоуин... Здесь? Да это сумасшествие! Ладно бы ещё на востоке, но тут...
Беннер пожал плечами.
– Мы его так и называем - языческий Хэллоуин. Они празднуют его каждый год в эту ночь, - казалось, эта мысль тревожила Беннера.
– В общем, давай лучше разберёмся с тем, зачем ты здесь.
Лонгтри залпом осушил стакан и двинулся за Беннером в крохотную дальнюю комнату.
Мужчина чиркнул спичкой и зажёг фонарь.
На массивном столе стоял деревянный ящик.
Сантиметров сто восемьдесят длиной, и смахивал он больше на гроб.
Беннер вскрыл крышку и поднёс ближе фонарь, чтобы Лонгтри мог рассмотреть содержимое.
– Господи, - пробормотал Лонгтри.
Внутри лежал какой-то индейский вождь в шкурах, бусах и ожерельях из зубов животных.
Смуглая кожа цвета дублёной звериной шкуры обтягивала острые кости черепа.
Глаза напоминали две серые ямы, а зубы были сломаны.
Из одной из глазниц выполз жук, и Беннет смахнул его на пол.
– Ему почти две тысячи лет, - сказал он Лонгтри.
– Высыхал на солнце и сушился на ветру почти с тех времён, как сюда впервые ступила нога белого...
Лонгтри пожал плечами, подумал о деньгах, которые ему заплатят за это тело в Сан-Франциско и ухмыльнулся.
– Похоже, некоторые готовы заплатить неплохие деньги за что угодно.
И всё же он не мог не думать о том, что ему заплатили деньги за доставку индейского вождя. Что это значит?
– Обычно те индейцы, что сейчас на улице, проводят свои дикарские обряды на холмах, где мы их не увидим, - прошептал Беннер.
– Но сегодня они пришли в город, поскольку здесь это тело. Их очень разозлило то, что я его украл. Кажется, для них он является неким божеством.