Лунный череп
Шрифт:
– 24-
А Лаутерс познал боли больше, чем доктор только мог себе вообразить.
Он потерял друзей. Он потерял семью. Он потерял смысл жизни.
По большей части виновен в этом был монстр, но и Лонгтри не был агнцем.
Когда с этим разбушевавшимся чудовищем будет покончено, ему придётся сказать пару слов Лонгтри.
Ему было неважно, хочет маршал его арестовать или нет.
Он и так планировал умереть: либо от руки чудовища, либо
Он умрёт в любом случае.
А если он убьёт и чудовище, и Лонгтри, то приставит револьвер к виску и нажмёт на спусковой крючок.
Потеряв смысл жизни, Лаутерс с радостью думал о предстоящей смерти.
Треть города была в огне.
Пламя пожирало всё на своём пути: и жилые здания, и торговые дома, и жаждало новых жертв.
***
Лаутерс застал Боуса в кабинете за размышлениями.
– Мне нужны люди, - сказал шериф.
– Мы нашли его. Мне нужны люди, чтобы его убить.
Чёрный от сажи Боус закашлялся.
– Город горит, - сухо произнёс он.
– Горит.
– Плевать мне на город, - огрызнулся Лаутерс.
– Я нашёл монстра, и мы должны его убить. Собери людей.
Боус попытался найти самых крепких из оставшихся, но, по сути, выбирать теперь стало не из кого.
Он вернулся с четырьмя чёрными от копоти мужчинами.
– Только эти согласились пойти, - сказал помощник.
– Чёрт! Ладно...
Сделав последний глоток виски и поморщившись, Лаутерс раздал добровольцам оружие и патроны.
Его глаза сверкали жаждой мести.
Он вёл отряд навстречу смерти.
– 25-
Безликий, пожиратель плоти и душ, спал на алтаре, пока воинственно настроенные жители подбирались к церкви.
Он дремал, и снились ему старые времена кровопролития и варварства.
Он был уверен, что эти дни вскоре вновь наступят.
Его самоуверенность не позволит принять меньшее.
Но затуманенные кровью лабиринты его разума отказывались принимать, что он находится в новой эпохе, и эти новые люди не поклоняются старым богам.
В эти времена людям нужны тихие боги, которые не станут вмешиваться в планы и завоевания людей.
Им нужны советники, а не активные участники.
Давным-давно прошли времена, когда люди приносили своих дочерей и сыновей в жертву первобытным монстрам.
В коллективной психологии масс это было немыслимо.
Но Безликий этого не понимал.
Его мозг был размером с мозг рептилии, который мог лишь желать, жаждать и требовать.
Если он голоден - он ел; если хотел пить - пил.
Если напрягался член - он насиловал; если угрожали его территории - убивал.
Всё просто и ясно.
Идеальный охотник, настоящий хищник.
Нет, логика и рассуждения не были чужды его разуму, но, как правило, они применялись лишь к методам охоты, убийства и получения наслаждения.
Людишки существовали лишь для того, чтобы кормить его, поить его и поклоняться ему.
И они будут это делать, потому что Безликий этого хотел. Он так решил.
Монстр лежал на алтаре под символами христианства, погружённый в свои мысли, канонизированный за свою жестокость и бессмертный в собственных аппетитах.
Он лежал в доме божьем, и живот его с каждым днём всё больше толстел от человеческого мяса.
Безликий ждал.
Христианский демон во плоти.
– 26-
Лонгтри устал ждать.
Когда отряду оставалось всего минут пять до церкви, маршал вошёл внутрь.
С ним, как всегда, были его кольты, винчестер и охотничий нож.
В его глазах отражалась смерть, когда он вошёл в главную дверь.
Она висела на одной петле, словно еле выдержала сильнейший удар, и, судя по следам когтей на дереве, Лонгтри знал, кто этот удар нанёс.
Он зашёл внутрь, остановился, закурил и прислушался.
Он расслышал шорох. Движение. Но человеческое. Прихрамывающая походка.
Он двинулся среди скамей к стоящему впереди мужчине.
Это был Клауссен. Точнее, его избитая, кровоточащая и грязная версия.
В проходе пылал небольшой костёр, в котором горели молитвенники и обломки дерева.
– Маршал, - безжизненно произнёс Клауссен.
– А я всё, гадал, когда же вы покажетесь.
Лонгтри взглянул на его руку.
Кисти не было, лишь обгоревшая культя.
– Что случилось, преподобный?
– тихо спросил он.
– Я истекал кровью. Хозяин... Он взял мою руку... Это жертва, - бормотал Клауссен.
– И я её прижёг.
Безумная улыбка озарила его лицо.
Ни один трезвомыслящий человек не смог бы засунуть руку в огонь, даже ради спасения собственной жизни.
Боль была бы невообразимой.
– Где оно?
– спросил Лонгтри.
– Где чудовище?
– Хозяин?
– Клауссен внезапно робко посмотрел на маршала, и глаза его засверкали безумием.
– Вы пришли служить ему? Поклоняться?
– Я пришёл его убить.
– Убирайтесь отсюда!
– потребовал Клауссен.
Лонгтри окинул взглядом мрачное помещение.
– Где?
– Вы не сможете убить его, маршал, и ни один человек не сможет. Если вы пришли к нему не с добрыми намерениями, то лучше бегите без оглядки, пока несут ноги.
Это был единственный проблеск человечности в преподобном.
– Вы нездоровы, преподобный. Лучше уходите, мне нужно закончить дело...
– Здесь у вас не может быть дел! Прочь!