Лунный плантатор
Шрифт:
— А-а-а-а… Иван Иваныч Бобриков пришел! — говорят ему в мэрии и радостно простирая навстречу руки.
Ежели разбой начинался без предупреждения Иван Иваныч с неподражаемым изяществом отделывался, опять же, пухленькими конвертами или солидными продуктовыми наборами. Не кочевряжился и всегда давал сколько просили.
Иван Иваныч — человек сговорчивый.
По вечерам Иван Иваныч любит бывать в своей «Канонерке». После трудового дня рюмка холодной водки всегда приводит его в чувство и возвращает благодушное расположение духа. Он начинает рассказывать пошлые анекдоты и щипать за попу молоденьких официанток отчего те всегда ходят в синяках. Впрочем, это неверное профессиональна болезнь всех официанток во всем мире.
— Шалунишка, вы, Иван Иваныч, — кокетливо укоряют официантки Бобрикова.
Нафлиртовавшись с официантками Бобриков вызывает метрдотеля, и говорит ему:
— Даю два шара форы!
После чего поднимался с ним на второй этаж в бильярдный зал и расписывает четыре партии в «американку».
Метрдотель делает вид, что плохо играет и умело подставляет шары на прямой удар Иван Иванычу.
Иван Иваныч не обижается и благосклонно принимает подставки метрдотеля, поскольку сам играет из рук вон плохо.
Плотно поужинав Иван Иваныч приглашает к себе в кабинет местного ресторанного скрипача и тот шесть раз подряд играет ему «Чардаш Моня», пока Бобриков пускает скупую мужскую слезу.
Иван Иваныч — человек сентиментальный.
Поздно вечером Бобриков возвращается домой, поднимается по лестнице, открывает своим ключом дверь и заходит в квартиру.
И как вы думаете встречают его домочадцы? Что говорят они ему, уставшему от забот праведных, в поте лица добывавшему хлеб свой?
— Здравствуй, Иван Иваны?
— Добрый вечер, Иван Иваныч?
— Как денек прошел, Иван Иваныч?
Фиг вам — индейская хижина! Ничего такого Иван Иванычу слышать не доводилось.
Жена болтает по телефону с подружкой и стирает лак с ногтей при помощи гигиенической салфетки и специального лосьона, благоухающего на всю квартиру ацетоном.
Теща смотрит по телевизору что-то мексиканское, мыльное и пузырящееся. А детей вообще дома нет.
Иван Иваны кидает на столик в прихожей кожаную папку с документами, сотовый телефон, ключи от машины, вылезает из двубортного костюма, идет на кухню, открывает кастрюлю с борщом, закрывает кастрюлю с борщом и отправлялся спать так и не сказав никому до свидания…
Глава двадцать вторая
В которой Иван Иваныч проворачивает самую выгодную в своей жизни коммерческую операцию
Когда идет дождь Иван Иванычу делается особенно тоскливо. Даже мелькающие за ветровым стеклом автомобиля щетки стеклоочистителей не в силах разогнать эту тоску своим упорядоченным движением.
Идущие впереди грузовики так и норовят обдать новенькую «Тойоту» Иван Иваныча грязью из под колес, а на светофоре всегда зажигается красный свет лишь стоит Бобрикову подъехать к перекрестку.
Зеленый же свет напротив играет с Иван Иванычем в прятки.
— Я здесь! — игриво восклицает зеленый фонарик на горизонте.
— Успею, — говорит себе Иван Иваныч и поддает газу.
— Оп-па! — говорит хитрый зеленый фонарик и прячется за желтой шторкой.
— Не успел, — вздыхает Бобриков и давит на тормоз.
И так всю дорогу от «Канонерки» до дома.
Так всю жизнь Иван Иваныча. Загорится на горизонте зеленный свет и кажется, что впереди у тебя свободная дорога отсюда и до самых ворот рая. Но стоит только подъехать к перекрестку жизни как вспыхивает красный. Мол, обожди немного, Иван Иваныч, обожди… А чего ждать — не понятно. И на красный-то не рвануть, потому, что за перекрестком уже стоит служитель закона с купюрой на кокарде и небрежно так полосатой палочкой покачивает.
Так и проходит жизнь. Тормоз — газ, газ — тормоз. Иван Иваныч возвращается домой.
Иван Иваныч возвращается домой, заруливает к себе во двор и в довершении всего обнаруживает, что его личное, парковочное место у парадной занято каким-то огромным джипом.
… — А вот и наш клиент! — с удовлетворением в голосе произнес первый килер сидевший в джипе.
— Да, — подтвердил второй. — А я уж думала, что с ним случилось чего…
Бобриков чертыхнулся, припарковался напротив, почти лоб в лоб, и заглушил двигатель.
В машине стало тихо. Иван Иваныч вздохнул. Приторно пахло автомобильным дезодорантом. Выходить из теплого и уютного пластикового мирка автомобильчика под сырой осенний дождичек не хотелось. Тем более, что зонта у Бобрикова не было.
Иван Иваны положил руки на руль, откинулся назад, на спинку водительского сиденья и стал смотреть как дождь струйками сбегает по лобовому стеклу. Очертания мира за окном постепенно делались призрачными и размытыми. Сумрак позднего вечера скрадывал размеры и увеличивал расстояния. Белые, светящиеся пятна окон на темной стене дома казались далекими и нереальными.
— Глупо, — прошептали губы Иван Иваныча. — Все глупо.
А тут еще черная, заляпанная грязью до неузнаваемости модели, махина джипа припаркованная на «личной», отвоеванной годами у соседей по дому парковке Иван Иваныча…
… — Тебе не страшно? — Родик посмотрел на Нату и ободряюще улыбнулся.
— Н… Нет. С тобой нет, — уточнила Ната и заерзала на водительском сиденье джипа. — Мы ведь действительно как Бони и Клайд! Правда?
— Бони и Клайд грабили банки, — возразил Родик. — А здесь мы немного по другому ведомству проходим.
— Ну и что? — Руки Наты дрожали от волнения, и, что бы не показать Родику как она волнуется Натка еще крепче вцепилась в баранку машины. — Все равно мы как Бони и Клайд. Это… Так возбуждает! — чуть помедлив добавила она…
— Наверное к Филимонову с третьего этажа друзья-братки в гости прикатили, — недовольно проговорил Бобриков. — Опять всю ночь будут разгуляево устраивать, песни под окнами орать, а утром соберутся пьяных девок катать вдоль разведенных мостов…