Львиное Сердце. Дорога на Утремер
Шрифт:
Морган ухмыльнулся, обрадованный тем, что Мариам говорила о нём с Джоанной — это явно хороший знак.
— Как думаешь, можно ли с ней повидаться?
Когда Джоанна заколебалась, уверенность валлийца несколько поумерилась.
— Лучше было бы выбрать иной час, Морган. Этот день был нелёгким для неё.
Молодой человек был разочарован, но понимал, что Мариам наверняка переживает из-за падения Мессины, поскольку в жилах её течёт кровь сицилийских королей. Распрощавшись с Джоанной, он последовал за провожатым в гостевой зал приората. Ричард разместил в Баньяре большой отряд рыцарей с наказом оберегать сестру, поэтому в зале было полно народа. Прознав, что Морган принимал участие во взятии города,
Ночь выдалась тёплой, небо было уткано крошечными огоньками. В этот октябрьский вечер родной Уэльс казался ему таким же далёким, как эти мерцающие звёзды. Как приятно было вдыхать воздух, не напитанный кисловатым запахом крови или смрадом выпущенных кишок. Стоит разыскать приоратскую церковь и вознести молитву за души тех, кто погиб сегодня. Джоанны ради он замолвит словечко и о павших мессинцах.
В церкви царил аромат ладана, было темно и тихо. Морган опустился на колени перед алтарём и ощутил, как на душу его опускается покой, а в сердце нисходит мир Божий. Помолившись за тех, кто умер в этот октябрьский четверг, молодой человек помянул покойных своих сеньоров, Жоффруа и Генриха. Ему хотелось думать, что они не станут осуждать его за то, что теперь он принёс клятву верности Ричарду. Рыцарь поднялся с некоторым трудом, потому как тело ныло после битвы: мускулы затекли, плечо отзывалось болью на малейшее движение. Кожа на нём уже приобрела цвет спелой сливы, а кровоподтёк распространился, казалось, до самой кости. Но всё не так плохо, ведь удар мог оказаться смертельным. Бог даст, ему суждено дожить до библейских три по двадцать и десять.
Если нет, то лучше умереть под степами Иерусалима, чем на пыльных улицах Мессины.
Морган собрался уже уходить, как внимание его привлёк проблеск света. Окна были застеклены — ещё одно свидетельство достатка Сицилии, и он заметил слабое сияние в саду. Рыцарь стал вглядываться через матовое стекло, потом улыбнулся, так как различил сидящую на скамье в углублении женщину. Рядом с ней стоял фонарь, а у ног лежала знакомая рыжая собака.
Заслышав звук шагов по дорожке, женщина подняла голову, на лице её пробежала тень узнавания, сменившаяся хмурой гримасой.
— Леди Мариам, прости, что нарушаю твой покой, — заговорил Морган, опередив её. — Я был в церкви, молился за тех, кто погиб сегодня.
Она не ответила, и он подошёл ближе, приятно удивлённый тем, что Ахмер с ленивой приветливостью завилял хвостом.
— Я приехал рассказать королеве о схватке в Мессине, — продолжил молодой человек. — Могу и тебе рассказать, если желаешь.
На ней в этот вечер не было вуали, но серебряные браслеты и блестящее шёлковое платье по-прежнему придавали ей экзотический облик. Рыцарь находился достаточно близко, чтобы ощущать лёгкий аромат сандалового дерева, видеть сплетённые на коленях тонкие пальцы с покрашенными хной, на сарацинский манер, ногтями. Но в золотистых очах погас свет, и Морган понял, что сегодня эта дама не расположена к игривым беседам или флирту.
— С чего ты взял, что я хочу об этом слышать?
В её голосе угадывался вызов, но его это всё равно обнадёжило — по крайней мере, она не велела ему убираться прочь.
— Мессина — сицилийский город, — начал он, осторожно подбирая слова. — А ты — дочь короля Сицилии. Если кровопролитие угнетает леди Джоанну, то тебя оно должно печалить ещё сильнее.
— На самом деле это не так, — холодно ответила Мариам, чем сильно удивила собеседника. — Мне нет дела до Мессины. Хочешь знать почему?
— Не уверен, что понимаю.
— Да и как тебе понять? — Подобрав под юбками ноги, сарацинка свернулась на скамье подобно гибкой, грациозной кошке, однако напряжённость тела противоречила расслабленности позы.
— Жители Мессины — греки. Насколько мне известно, вы их прозвали грифонами, — продолжила она. — Ваши люди не доверяют им, потому как они подчиняются патриарху константинопольскому, а не папе римскому. Но меня смущают не религиозные различия, а их ненависть к сарацинской крови. Помимо тех, кто находится на службе у короля, редко кто из сарацин отваживается поселиться в Мессине. Мессинцы пожали то, что посеяли, и мне их не жаль.
Моргану подумалось, что на знакомство со всеми подводными течениями и раздорами в этой странной земле под названием Сицилия может уйти целая жизнь.
— Меня не огорчили твои слова, миледи. Я опасался, что ты видишь в нас «длиннохвостых англичан», которые притесняют невинных горожан Мессины, и поверишь моему утверждению о том, что мы были вынуждены овладеть городом.
Он опустился перед скамьёй на колено, вроде как погладить Ахмера, и пристально посмотрел даме в глаза.
— Но совершенно очевидно, что сегодня вечером ты сильно озабочена, — продолжил валлиец. — Если не кровопролитие в Мессине, то что тогда гнетёт тебя? Понимаю, с моей стороны бесцеремонно задавать такой вопрос. Я обнаружил, однако, что иногда проще бывает открыться перед чужаком. Этим объясняется такое множество хмельных исповедей в тавернах и пивных.
Она наклонила голову, но недостаточно проворно. Заметив мимолётную улыбку, молодой человек ощутил волну радости, согревающую словно глоток вина.
— Прими моё предложение, госпожа Мариам. Я умею внимательно слушать и для длиннохвостого англичанина на удивление восприимчив. Хотя должен заметить, что называть валлийца англичанином — смертельное оскорбление.
Собеседница искоса глянула на него:
— Не припоминаю, чтобы я называла тебе своё имя. Откуда ты его узнал?
— Я не только был сражён твоими чарами, но и проявил сноровку, — с усмешкой ответил рыцарь. — Подружился кое с кем из слуг аббатства, расспросил насчёт красивой дамы с янтарного цвета глазами, принадлежащей скорее всего ко двору королевы. Они тут же смекнули, о ком речь, и сообщили, что моё сердце похитила сестра короля Вильгельма.
Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Тогда они поведали тебе, что мать моя была сарацинка?
Ему хотелось пошутить насчёт того, что на это делались намёки, но он вовремя осёкся, поняв значимость вопроса.
— Да, — только и проронил молодой человек.
Он заметил, что сделал правильный выбор, но заметил и её нерешительность.
— Нет, — отозвалась Мариам после долгой паузы. — Тебе не понять, что значит раздвоенная преданность, шёпот крови.
— Разве ты не слышала, кариад, что я представился валлийцем? Кто лучше сможет тебя понять, как не валлиец на службе у английского короля?
Взгляд молодой женщины стал испытующим.
— И что ты станешь делать, если твой английский король вторгнется в Уэльс?
— Если речь пойдёт о Гвинеде, то верность семье и родине возобладают во мне над преданностью королю. Если государь нападёт на Южный Уэльс, то всё будет зависеть от справедливости его действий, от того, сочту ли я, что он прав.
— Твой ответ быстр, — заметила она. — Так быстр, что мне сдаётся, ты немало размышлял об этом.
— Верно, — согласился Морган. — Потому как между валлийцами и англичанами любви нет. Да и Ричард англичанином себя не считает. Ему нравится править ими, но себя он рассматривает как истинного сына Аквитании. Как видишь, моя госпожа, наши привязанности столь же запутанны, как ваши, сицилийские.