Львиное Сердце. Дорога на Утремер
Шрифт:
— То был дед моего господина супруга, — сказала Джоанна. забавляясь восхищением Алисии. Однако удивляло девочку не бурное прошлое Сицилии, а факт, что королевство Сицилийское оказалось моложе её собственного отца, который умер на следующий день после своего шестидесятичетырёхлетия. Как могло такое волшебное царство возникнуть менее шести десятков лет назад?
Её очаровал Палермо, расположенный в плодородной долине среди оливковых рощ и финиковых пальм, размеры города поразили её воображение: Арно говорил, что в Париже обитает пятьдесят тысяч жителей. Палермо же, по словам Джоанны, вмещал вдвое больше. Алисию изумляли сложенные из известняка дома, сверкающие на солнце как перья белой голубки, количество
Главная резиденция Джоанны и Вильгельма находилась в предместье Галка и включала в себя дворцы, церкви, часовни, сады, фонтаны, зверинец с экзотическими животными, а также развалины древнеримского амфитеатра. Королевские апартаменты располагались в отделении большого дворца, именуемого Джоария, подпираемого по бокам двумя могучими башнями. Лестница из красного мрамора вела на первый этаж, к входу в королевскую часовню, где Алиса так любила молиться о душе брата и любоваться убранством храма. Стены нефа покрывали мозаичные картины из блестящего камня с изображением сцен из Ветхого и Нового Завета, пол вымощен кругами из зелёного серпентина и красного порфира в обрамлении белого мрамора, потолок был ячеистым как соты, а в одну из стен были вмонтированы водяные часы — устройство, совершенно неизвестное во Франции.
Сам дворец украшали живописные мозаичные декорации с изображением охотников, леопардов, львов, кентавров и павлинов. Отец взял однажды Алисию в Труа, резиденцию графов Шампанских, и девочка пришла к убеждению, что никто во всём христианском мире не живёт богаче лорда Генриха. Но теперь переменила мнение. Сундуки Джоанны были полны тончайших шёлков, палаты освещались светильниками из бронзы и кристалла, изысканные ароматы исходили из серебряных курильниц, драгоценности хранились в шкатулках из слоновой кости, сработанных так искусно, что ценностью не уступали самим укрытым в них камням. Королева купалась в медной ванне, читала книги с инкрустированными переплётами, играла с собачками в садах, благоухающих поздними цветами, тенистым под кронами цитрусовых деревьев и прохладным благодаря элегантным фонтанам из мрамора. Государыня имела даже стол из чистого золота, на который подавали в серебряных блюдах такие деликатесы, как засахаренный миндаль, финики, фундук, дыни, инжир, гранат, апельсины, креветок, марципановые торты. Алисия даже вообразить не могла мир более роскошный по сравнению с тем, в котором обитала Джоанна. Не могла представить и женщину, более достойную такой жизни, чем сицилийская королева, её «ангел с короной на голове».
Но хотя она искренне любила Джоанну и её обворожительного супруга, первоначальное восхищение этим роскошным королевством вскоре померкло. При всём том, что столь многое восхищало Алисию, некоторые аспекты сицилийской жизни она нашла странными, другие же и вовсе глубоко ей претили. Палермо напоминал библейский Вавилон, поскольку говорили здесь не только на трёх официальных языках: латыни, греческом и арабском, но также на норманно-французском наречии и итальянском диалекте Ломбардии. Даже религиозная жизнь носила характер запутанный — латинская католическая церковь соревновалась тут с греческой православной за преобладание, имелись в Палермо также мечети и синагоги.
В Шампани тоже обитали евреи, но им дозволялось зарабатывать на жизнь только презренным ростовщичеством. Еврейское сообщество в Палермо было многочисленным и процветающим, и допускалось к занятиям, запрещённым для него во Франции. Тут евреи были ремесленниками, докторами, торговцами и господствовали в производстве тканей. Алису смущало, что иудеи так свободно смешиваются с прочими обитателями
Неуютно было ей и на городских рынках, поскольку помимо множества заманчивых товаров тут предлагались на продажу и рабы. То были сарацины, не христиане, и Алисия утешалась этим фактом, но всё же находила вид закованных в кандалы мужчин и женщин диким, потому как во Франции рабства не существовало.
Много встречалось в Сицилии чуждого для Алисии. Легко было принять красоту и изобилие острова, его благоприятный климат, достаток жителей. При всех местных противоречиях, девочке не составляло труда свыкнуться с ними. Однако она подозревала, что никогда не сможет смириться с тем, что неверные сарацины так свободно живут в христианской стране, причём судить их можно только по исламским законам.
Всякий раз при виде идущего по улице араба она в испуге обращалась в бегство. Слыша крики муэдзинов, сзывающих мусульман к молитве, Алисия торопливо осеняла себя крестом, чтобы отогнать прочь нечистого. Она отказывалась понимать, почему расхожую в государстве золотую монету называют арабским словом тари, или почему молодые сицилийки заимствуют сарацинскую моду, зачастую расхаживая с закрытым лицом, и красят ногти хной. Её привела в ужас весть, что мусульмане служат в армии и флоте короля Вильгельма, а также принимают активное участие в управлении государством. Эти чиновники, известные как дворцовые сарацины, были людьми странной наружности: необычайно рослые, с высокими голосами и гладкой кожей, совершенно лишённые растительности на лице. Девочка слышала, что их называют евнухами. Когда одна из фрейлин Джоанны растолковала, что означает это иноземное слово, Алисия пришла в ужас, и впервые задалась мыслью, сумеет ли эта чужая земля стать ей когда-нибудь настоящим домом.
Брат говорил ей, что сарацины — враги Бога, рассказывал, как разоряли они христианские церкви в захваченном Иерусалиме, как выставляли частицы истинного креста на поругание толпе в Дамаске. Аббатиса уверила девочку, что Арно умер мучеником за веру. Как же может тогда король Вильгельм восхищаться восточной культурой? Почему он так свободно творит на языке неверных и покровительствует арабским поэтам? Как способен он свою собственную жизнь доверять нехристям? Ведь не только личную его охрану набирают из чернокожих мусульманских рабов, но сарацины также служат у него во дворце поварами, лекарями и астрологами.
Сбитая с толку и глубоко встревоженная, Алисия порывалась поделиться страхами с Джоанной. Однако так и не отважилась из-за леди Мариам, дамы с раскосыми глазами, волосами чёрными как вороново крыло и с сарацинской кровью в жилах. Мариам говорила по-французски столь же свободно, как по-арабски, и сопровождала Джоанну в церковь, но оставалась одной из них, этих безбожных язычниц. И всё же Алисия с болью убеждалась, что Джоанна любит её. Из фрейлин королевы лишь две были её близкими подругами: дама Беатриса, острая на язык анжуйка средних лет, сопровождавшая Джоанну с детства, и леди Мариам. Сарацинка.
По прошествии нескольких недель Алисия поймала себя на том, что непрестанно думает о леди Мариам, этом воплощённом в плоти и крови олицетворении того, что девочка не могла понять в сицилийском обществе. Она тайком наблюдала за молодой дамой, с подозрением следила за тем, как та покорно слушает мессу и молится Богу христиан. Француженка думала, что ведёт слежку незаметно, но однажды, пока священник взывал к Господу, сарацинка посмотрела на Алисию и подмигнула. Девочка так смутилась, что выбежала из церкви, объяснив свой уход тем, что ей стало плохо. И всё же ей необходимо было выведать секрет Мариам, понять то, как удалось той внедриться в самое сердце двора христианской королевы.