Львовская гастроль Джимми Хендрикса
Шрифт:
— Ты мне хотел рассказать… — наконец, не вытерпев, перебил Юрка Алик.
— Ах, да! — Винничук провел ладонью по лбу, словно разглаживая морщины. — Я твоего приятеля видел, гэбиста. Хотел тебе посоветовать держаться от него подальше! Он наверняка сошел с ума. Следил за мной ночью с ружьем за спиной! Представляешь?! Я вот думаю, надо бы ментам сообщить, а то хрен его знает, что ему в следующий раз в голову придет?!
— Да он нормальный, — вступился за знакомого старый хиппи. — Это он Карпатское море по-прежнему ищет.
— А почему с ружьем? — Юрко пытливо уставился прямо в глаза Алику.
На этот вопрос хиппи ответить не мог. Он попытался найти объяснение, но мысли ничего убедительного не подсказывали, и он после паузы пожал плечами.
— Ты меня удивляешь! — Юрко лицом посерьезнел и выразил что-то вроде разочарования. — Я, конечно, понимаю, что все мы тут садомазохисты, но ты упрямо держишь первое место! Дружить с гэбистом, который не давал вам спокойно жить и молиться своему богу — наркотикам, сексу и рок-н-ролу!
Алик скривил губы.
— Во-первых, он не мешал, а иногда даже помогал. Во-вторых, я никогда сексу и наркотикам не молился! В третьих, он сейчас совершенно одинокий, а от одиночества любой может с ума сойти!
— Ценю твой гуманизм, — выдохнул Винничук. — Я ведь тоже из гуманных побуждений всё это тебе говорю. Он плохо закончит! Не может хорошо закончить человек, который на желтом мотороллере с ружьем за плечом разъезжает по Львову и следит за прохожими. Если ружье висит за плечом, то рано или поздно оно выстрелит.
— На стене, — поправил Алик своего товарища. — Если ружье висит на стене! Я знаю эти слова, я же в театре работаю.
— Я не про театр, я про жизнь! — отмахнулся рукой Винничук. — Но я тебе обещаю: если я его еще раз ночью с ружьем в городе увижу, я сам сообщу и ментам, и психиатрам!
Наступила пауза, во время которой мысли в голове Алика вдруг ожили и заметушились, как муравьи в муравейнике. Что-то его в этом разговоре удивило и насторожило, и это что-то не было связано с Рябцевым. Но что? Мысли прыгали, хватали друг друга за хвост, смешивались. И всё это на фоне выпитого домашнего вина. «Вино в Винниках у Винничука!» — вдруг смешливо подсказала ему одна мысль, и он обрадовался внезапно возникшей скороговорке, в которой не было ни одной буквы «р»! И пожалел, что в слове «вино» только одна буква «н». Будь там две эти буквы, скороговорка была бы вообще идеальной!
А Винничук сидел молча рядом за столом, смотрел на свой недопитый стакан и многозначительно молчал.
И молчал он достаточно долго для того, чтобы Алик понял, что его смутило. И из этого понимания сразу родился у Алика вопрос.
— Юра, а ты что там делал? Ночью? В городе?
Винничук вздрогнул, медленно перевел взгляд с вина на приятеля.
— Ну, ходил… гулял, — сказал он, но голос его потерял твердость и самоуверенность.
— Гулял?! — повторил озадаченный Алик. — Ну, так, наверное, и Рябцев тоже гулял, точнее, катался по городу. Ночью ведь машин почти нет, а он любит на мотороллере ездить…
— А ружье за спиной?
— Ночь — темное время суток. Мало ли кто может попасться на пути, — Алик перешел на полушепот, при этом более пристально посмотрел в глаза писателя. — Ты же сказал, что он за тобой следил?!
Винничук кивнул.
— Значит, ты что-то делал. — Алик вдруг понял, что он анализирует ситуацию вслух почти с такими же интонациями, с какими недавно Рябцев анализировал происходящее в городе. — Если бы ты стоял и ничего не делал, он бы, наверное, проехал мимо… А что ты делал?
Винничук замер от неожиданности вопроса, потом хмыкнул, поднялся резко из-за стола и вышел. Озадаченный Алик проводил его взглядом, и смотрел на закрывшуюся за хозяином дверь, за которой был холл дома и коридорчик, ведущий в кухню.
«Да, — подумал он. — Странные люди, эти писатели! Черт его знает, что у них на уме?!»
Но на уме у Винничука, как оказалось, ничего странного не было. Он появился в комнате через минуту, неся в одной руке запотевшую бутылку водки, а в другой — чашку, из которой торчали маленькие соленые огурчики. Правда, лицо его было слишком серьезным для этой ноши и выражало то ли сомнение, то ли мысли, которыми человек не был полностью удовлетворен.
Он поставил бутылку на стол рядом с недопитой бутылкой вина, сдвинул винные бокалы в центр, достал из шкафчика рюмочки, наполнил их. Одну подсунул поближе к гостю и только после этого опустился на свое место.
— Я тебе расскажу, — заговорил он несколько замедленно, словно одновременно дослушивал какие-то собственные мысли. — Но для того, чтобы ты лучше меня понял, нам надо выпить по три-четыре рюмки. Это чтобы мы были на одной волне, так сказать…
Юрко оглянулся вокруг, пробежался взглядом по просторной комнате, словно что-то искал. Но, так ни на чем и не задержав свой взгляд, возвратил его на Алика.
Алик взял рюмку, посмотрел на товарища несколько озадаченно, не зная, что последует дальше.
— За взаимопонимание. — Винничук тоже поднял рюмку, поднес ко рту и на какое-то мгновение замер, потом неуверенным жестом протянул руку с рюмкой к Алику. Рюмки одна о другую звякнули и вернулись на стол уже пустыми.
Алик взял огурчик, откусил, смачно хрустнув. Хозяин тоже потянулся за огурчиком.
Наступила тишина, которую явно ни один из них не хотел нарушить первым. Юрко снова наполнил рюмки.
После четвертой Алик почувствовал неконтролируемое расслабление организма и испугался. Сколько уже раз он себе говорил: нельзя пить водку после вина! И всё равно наступал какой-то момент, не так часто, раз в полгода, когда вино заканчивалось, а водка на дружеском столе еще оставалась, или неожиданно, как в этот раз, водка заменяла вино с какой-то эзотерической, не полностью понятной целью.
— Ну, — протянул гость, глядя на хозяина смягченным водкой взглядом, в котором не было ни капли требовательности, а заметна была лишь мягкая ненавязчивая просьба.