Лярва
Шрифт:
По неписаному кодексу давней дружбы во время охоты они называли друг друга не настоящими именами, но исключительно прозвищами, обусловленными теми или иными событиями общего их увлечения. Например, при том что охотились они втроём обычно на уток или зайцев, одному из них, старейшему и высокому чернобородому мужчине лет сорока пяти, пришлось как-то раз случайно повстречать волка и убить его – отсюда и закрепилось за ним прозвище Волчара. Другого называли Дуплетом за то, что в минуту охотничьего возбуждения редко мог совладать с собою и выстрелить только из одного ствола своей двустволки – чаще бил из обоих и мало того что рвал утку на части, но и распугивал её сородичей. Третьего именовали Шалашом
Лес тихо и печально окружал путь этих людей со всех сторон, и в его мрачном безветренном молчании, в тихо опадающих последних листьях, в хрустящих под ногами сучьях было что-то гнетущее и зловещее. День понемногу клонился к вечеру, и воздух, напоённый кристально чистою свежестью, казалось, почти звенел под сводами чёрных узловатых ветвей лиственного леса. Дойдя до границы двух лесов, где осины и берёзы до странности резко, почти по линейке замещались елями и соснами и где тропа далее тонула и терялась во мраке широких и густых ветвей хвойного леса, Волчара скомандовал: «Привал», – и, шумно выдохнув, поставил одну ногу на ствол поваленной ветром гигантской ели.
– Всё, надо отдохнуть минут пять, – сказал он. – До машин мы посветлу не вернёмся. Не успеем. Что ты там говорил о деревне, Дуплет?
Дуплет неспешно поставил на землю рюкзак и положил оружие. Вслед за ним это сделали и остальные. Жадно сделав три глотка из фляжки, он повернулся к Волчаре:
– Да чёрт её знает! Здесь она где-то, скоро должна быть… Ничего, найдём. У нас ведь всегда так бывало, когда новый край осваивали. Приходилось поблуждать перед ночлегом. Помнишь ту старуху на полянке, когда мы чуть не заблудились? И только женщина смогла избавить нас от отчаяния!
Он захохотал над каким-то памятным всем троим событием, чем вынудил заулыбаться и остальных.
– Не напоминай ему о женщинах, – хмыкнул Шалаш, кивнув на Волчару, – а то он из нас самый любвеобильный. Ещё закручинится…
– Так я и не трогаю женщин! Я о лесной старушке, слышь, Волчара? – Дуплет хитро подмигнул Шалашу, хохотнул и добавил: – А старушка в лесу – это ведь практически Баба-яга!
Волчара отмахнулся, подошёл к могучей, необхватной сосне и сладко потянулся, поочерёдно похрустывая членами. Изогнувшись всем телом, он запрокинул голову кверху и увидел на дереве глубокие косые царапины, которые не вызвали в его сознании никаких ассоциаций, и он тотчас забыл о них. Между тем эти царапины пусть редко, но встречались уже им раньше в лесу по ходу движения и так же не привлекали к себе должного внимания. И напрасно.
– Я думаю так, – продолжал Дуплет, – что цель наша сейчас – добраться до этой деревушки, постучаться в первый попавшийся домишко и попроситься на ночлег, потому как альтернатива этому – только очередная ночёвка в лесу. – Уперев руки в бока, он принялся медленно по кругу обходить поляну, на которой был сделан привал. – Не знаю, как вам, а мне эти ночёвки до смерти надоели, и я просто-напросто хочу согреться в баньке, сколько бы ни пришлось заплатить за это удовольствие. Даю полцарства за баньку! Вот представьте картину: сидим мы за столом, накрытым кружевной скатёрочкой. Кругом тепло и сухо, ноги наконец в тепле, над нами висит уютный абажурчик и этаким, знаете, тёплым приглушённым светом светится, желтоватым. Ну а вокруг нас, само собою, хлопочет какая-нибудь сельская Матрёна!
– Притом абажур в цветочек, а на нижней половине окна – отглаженная занавесочка, по-старушечьи. – мечтательно вставил Волчара.
– Вот-вот, – подхватил Дуплет. – Но, несмотря на такую занавесочку, хозяюшка-то наша пышна телесами, изобильна власами и игрива глазами… И наливает-то нам этакая русская дива с толстой косой через плечо – что бы вы думали? – конечно, холодную водочку из запотевшей бутылочки, а весь-то стол уставлен богатой закусочкой. Мня! – он принялся загибать пальцы: – Тут тебе и огурчички малосольные, и груздёчечки сопливые, и парящее блюдо с отварною телятинкой, и кабанчик-то с пылу с жару на вертеле, и стерлядочка-то.
– Ну, со стерлядочкой ты уж хватил, в деревенской-то глуши! – хмыкнул Волчара.
– Ничего, дай помечтать мученику охоты! – Дуплет остановился в самом тёмном углу поляны, где разлапистые ели образовали плотный труднопроходимый шатёр, весь опутанный паутиной, и начал внимательно вглядываться во что-то, привлёкшее его внимание и находившееся позади ветвей. – И чтобы при этом была неспешная беседа допоздна, и шуточки-прибауточки, и чтобы. – Он даже присел на корточки, затем опять поднялся и наклонился вперёд, ступив на шаг вглубь бурелома и раздвинув руками ветви. – И тут вдруг выясняется, что хозяюшка-то наша – вдовица, отчего вечер становится ещё более… интересным.
Он вдруг замер и неподвижно стоял некоторое время, будто боясь пошевелиться. Затем очень медленно повернул голову к остальным, и обнаружилось, что глаза у него дико выпучены, а лицо до того неестественно белое, словно его посыпали пудрой. Но ещё до того, как с уст его сорвался свистящий, исполненный ужаса шёпот, Волчара и Шалаш услышали за ветвями тихое и низкое рычание огромного зверя.
– Быстро и очень спокойно идите к ружьям, не поворачиваясь спиной! По-моему, это медведь.
Все онемели и некоторое время молча переглядывались, ещё не веря, не соглашаясь признать, что время дорого и что нельзя столь щедро тратить драгоценные секунды. Лишь когда позади Дуплета чёрная и грозная тень, ранее принимаемая за тень от деревьев и ветвей, вдруг сдвинулась с места и в мгновение ока переместилась на два метра левее, мужчины поняли, насколько опасно их положение. И оба шагнули к ружьям, так как Дуплет, похоже, впал в настоящий ступор и не мог пошевелиться.
Однако подлинное понимание ситуации пришло к ним при следующем их шаге, когда с другой стороны от Дуплета, правее, вдруг раздался высокий и надтреснутый голос какого-то другого животного, размерами поменьше – и на поляну выскочили сразу два медвежонка. Оба были совсем небольшие, вряд ли зимовавшие более одного раза. Тёмно-коричневые, косматые и башковитые, они были как две капли воды похожи друг на друга. Один из них, впрочем, сразу остановился и кинулся обратно под ветви, но другой, продолжая неуверенно порыкивать, закосолапил ещё правее, по хорде вдоль проплешины в лесу, прямо к толстой и дуплистой сосне позади Волчары. Вокруг сосны стоял высокий и ещё не опавший наземь сухостой из трав, который и укрыл малыша, опрометчиво кинувшегося прочь от матери.
Сложилась та самая ужасная и смертельно опасная ситуация, когда между матерью-медведицей и её медвежонком оказался человек, да не один, а целых двое – Дуплет и Волчара. Люди представляли собою препятствие на пути матери к её детёнышу. Шансов выжить в таком положении у любого живого существа крайне мало, и все трое охотников это мгновенно поняли. А понявши, до сотрясения остро ощутили древний, панический ужас перед близкою смертью.
Раздался ужасающе громкий рёв – и медведица, ломая ветви, ринулась вперёд. Из-за густых ветвей показалась её влажная пасть с огромными устремлёнными вперёд клыками и чёрные губы, крупно дрожавшие от исторгаемого при рыке воздуха.