Лярва
Шрифт:
Луна светила ему в спину неполным, но ярким серпом, побеждавшим сияние звёзд, и в её свете отчётливо была видна старая тяжёлая дверь с облупившеюся местами краской, за которой не угадывалось ни звука. Однако свет в окне горел, и стоявшему последним Шалашу почудилось даже, будто в другом, тёмном окне кто-то осторожно приблизился к занавеске, отчего она шелохнулась, а затем, приплюснув к ней лицо вплотную, напряжённо вглядывался во двор. Волчара уже поднял руку постучать вторично, но Шалаш сделал ему знак не делать этого. Повинуясь безотчётному порыву, он подошёл на цыпочках к тёмному окну и приложил лоб к стеклу, столь же напряжённым взором пытаясь угадать
В этот момент издали в лесу заухала сова – и вдруг внезапно замолчала, словно остановленная кем-то насильно.
Наконец Волчара всё же решился постучать вторично и, намереваясь произвести ряд постукиваний костяшками пальцев по двери, успел нанести лишь один негромкий удар, после чего пальцы его провалились в пустоту, ибо дверь неспешно и без скрипа отворялась, словно влекомая потусторонней силой. Волчара застыл с поднятой рукою, наблюдая, как дверь медленно, слишком даже медленно открывается, и удивляясь, что за нею не показывается фигура человека. Вот дверь уже полностью распахнулась, но в чёрном проёме было по-прежнему пусто. Словно заворожённые, они смотрели в этот проём, испытывая невесть откуда взявшееся желание развернуться и бежать от этого дома куда угодно, хоть бы и обратно в тот же тёмный и холодный лес, напитанный болотными испарениями.
– Да чёрт, что же это. – не выдержал Дуплет, теряя терпение сопрягать всю эту чертовщину со своей болью.
Мрак, находившийся за дверью, вдруг начал зримо сгущаться, и вперёд медленно стал выдвигаться какой-то неясный короб, проступая из тьмы так неспешно и неотвратимо, как тревожит нас смутный ужас в сновидениях. Он словно катился на рельсах, перемещаясь очень плавно, и мужчины были готовы увидеть что угодно, хоть выкатываемый на колёсиках шкаф, но только не выплывшую из темноты большую бледную голову лобастой женщины, смотревшей на них исподлобья странно горящими глазами. Затем выдвинулась и вся худосочная фигура в длинной кофте и юбке, ранее казавшаяся им бесформенным коробом.
Она молча осмотрела их с ног до головы и тихим, бесстрастным голосом произнесла:
– На ночлег?
– Да… если можно, – не сразу ответил за всех Волчара и с трудом сглотнул внезапно пересохшим горлом.
– Проходите, не разуваясь! – бросила хозяйка и, развернувшись, первой направилась в сени. Следом за ней вошли и мужчины.
Комната, представшая их глазам, была грязной и убого обставленной. Старый продавленный диван перед грубым квадратным столом с толстыми ножками, вокруг стола – несколько жёстких деревянных стульев, комод, покосившийся сервант и небольшой пожелтевший от старости холодильник, за которым угол комнаты был отгорожен наискось занавескою, – вот и всё убранство, освещаемое люстрой с одной-единственной скудно горевшей лампочкой. Возле другого угла виднелась закрытая дверь в другую комнату. Никого живого, кроме хозяйки, в доме не было ни видно, ни слышно.
Пока Шалаш размещал в комнате оружие и рюкзаки и выкладывал на стол всё необходимое для ужина, Волчара стал расспрашивать женщину о том, как дозвониться до ближайшей больницы и поскорее госпитализировать Дуплета, вкратце объяснив, что было столкновение с медведем. Затем он удалился звонить в больницу, перед выходом значительно переглянувшись с друзьями (из чего они поняли, что водку он купит), а хозяйка, не показавшая никакой эмоции при вести о медведе и при виде кровавой повязки на руке Дуплета, предложила свои услуги по приготовлению пищи.
– Чай, вам горячее нужно? – спросила она, подойдя сзади к Шалашу так внезапно, что тот вздрогнул. Дуплет, сидевший на диване, не удержался от вымученной улыбки. Заметив реакцию Шалаша, она тоже раздвинула рот в улыбке, которая вышла у неё не слишком привлекательной: бескровные губы образовали плоскую тёмную щель, за которой совершенно не было видно зубов, и казалось, что их там нет ни единого.
– У нас своя дичь и свои продукты, – принялся объяснять Шалаш, пока она расставляла на столе посуду, извлекаемую из серванта, – так что от вас почти ничего и не нужно. Разве что немного хлеба. Я достану вам утиные тушки. Они уже общипаны и выпотрошены. Вы их, пожалуйста, приготовьте как-нибудь – например, потушите. У нас есть и консервы, и соль, и посуда.
– Ладно, неси это всё ко мне на кухню! – Хозяйка направилась к входной двери, сделав Шалашу приглашающий жест следовать за собою. – Кухня у меня через сени. Сейчас зажгу там свет, и найдёшь, не ошибёшься. А это что у тебя? Копчёности сразу на стол выкладывай. Небось, ножи-то есть?
– Обижаете!
– Ну то-то же.
И она скрылась за дверью. Шалаш и Дуплет переглянулись и прислушались. Хозяйка ступала бесшумно, поэтому звуки шагов им услышать не удалось, и только раздавшийся перезвон открываемых крышек и вынимаемых откуда-то кастрюль и другой утвари показали, что она уже орудует на кухне.
Шалаш принялся возиться с рюкзаками, доставая из них различную снедь. Понахватавши и еле удерживая в руках продукты, он подошёл к двери и столкнулся с входившим Волчарой.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Дуплет.
– Купил! – кивнул Волчара.
– Да я не про это, чёрт тебя дери!
– Теперь о тебе. Бригада сможет приехать только утром. До райцентра сто семьдесят километров, больница только там. А машина в больнице хотя и есть, но водитель сейчас то ли в отпуске, то ли в запое – я так и не понял толком. По-моему, там и дежурный подшофе, судя по его ответам, – Волчара уселся за стол, достал свой гигантский нож и принялся нарезать копчёную грудинку. – Короче, дорогой, придётся тебе потерпеть до утра!
– Чёрт бы побрал эту глухомань! – не сдержался Дуплет, в то время как Шалаш вышел из комнаты и направился на кухню.
Волчара выдержал паузу и спросил, деловито управляясь с ножом:
– Ну как вы тут с этой… с мадамой?
– Да невесёлая тётка, честно говоря, – усмехнулся Дуплет. – Взгляд у неё какой-то тяжёлый и… неприятный, что ли.
– Ничего, не боись, это всё временно!
Волчара, судя по всему, был вполне беззаботен и чувствовал себя победителем. Он предвкушал вкусное и долгое застолье и был даже доволен, что Дуплет остаётся на ночь, так как сидеть за столом втроём с мрачноватой хозяйкой и с Шалашом, обида на которого ещё не улеглась, ему не слишком хотелось.
– Сейчас вот выпьем, и сразу в другом свете всё покажется, – бодро продолжал Волчара. – И боль чувствовать будешь меньше, и хозяюшка покажется симпатяшкой!
– Да ну тебя к чёрту! Всему есть предел, и я не всеяден! Ей, пожалуй, все пятьдесят!
– Как рука-то?
– Болит! Как же ещё.
– А наш герой пошёл с нею ужин готовить? Небось, оба уже в фартучках, нарукавничках? – не удержавшись, он расхохотался собственной шутке.
– Она одна будет готовить. Шалаш сейчас вернётся.