Любимая для эльфа
Шрифт:
Роберт согласился с предложением:
— Отлично, я буду за вами посматривать, а если что, не жмитесь, кричите громче, примчусь мигом.
Он растворился в прибывающей толпе, но то и дело то Эрин, то Колетт ощущали на себе внимательный взгляд голубых глаз, согревающий, несмотря на холодный цвет радужек.
Шоу открывали танцовщицы из клуба Эрис, встреченные рукоплесканиями и гвалтом. Заведение посещали не только мужчины. Все желающие могли насладиться напитками из местного бара и взять уроки у его обитательниц. Те ловко взошли на импровизированный
Люди приходили и приходили, музыка оглушительно играла в такт с сердцами, прожекторы и цветные фонарики внушали беззаботное веселье, но Эрин и Колетт чувствовали себя неуютно, оттираемые чьими-то спинами все дальше и дальше от «сцены».
Им приветливо улыбались, но никто не делал более явных попыток познакомиться.
Может, все испугались длинного языка и весомых кулаков Роберта, объявившего, что сестры под его защитой?
Глава 166. Самые зеленые глаза на свете
Ведущим был какой-то парень со злой улыбкой и кустистыми бровями. После ухода танцовщиц он сразу позвал на сцену «храбрых и страстных, готовых дать отпор профессионалкам», и чуть не сбив ведущего с ног, на помост метнулась некая шатенка с пронзительно-голубыми глазами, одетая в кофточку с длинным рукавом и любопытного покроя юбку, под которой обозначились микрошорты.
Она двигалась так, будто родилась из песни, порхала, словно композиция была ее стихией, изумляя нечеловеческой грацией и совершенством.
Как сестры заметили, «храбрую и страстную» сопровождал хмурого вида мужчина, наблюдавший за спутницей со смесью восхищения, превосходства над окружающими, ведь чудо принадлежало ему, и в то же время скрытого напряжения, проявляемого в его позе.
Он стоял внизу, готовый в любой момент вскочить на капот и унести личное сокровище от ликующей, беснующейся толпы поклонников, заводимой движениями чаровницы.
Колетт, ревниво закусив губу, наблюдала за девушкой.
Ей хотелось быть такой же дерзкой, столь же пластичной, поражая воображение и вызывая восторженный рев мужчин. Колетт завистливо следила за каждым жестом незнакомой танцовщицы, когда внезапно ощутила на себе крепкие руки.
Неизвестный мужчина подошел к ней вплотную, обнял за талию, сцепив ладони в замок на ее животе, и Колетт услышала его горячий шепот: «Спорим, наедине ты сможешь лучше?».
Секунда, мгновение — незнакомец отпустил ее и шагнул назад, в темноту безликой толпы.
Внимательно взглянув на Эрин, Колетт поняла, что та ничего не заметила: сестра была явно увлечена чем-то вдали.
Эрин с детства любила представлять сказочное и очень обижалась, когда Колетт прерывала эти «сеансы», так что Колетт всякий раз ждала, пока мечтательница вернется в грешный мир, хотя Эрин не отличалась подобной щепетильностью в ее адрес.
Эрин в самом деле была далеко.
Поначалу она тоже завороженно следила за представлением Анели, которую только раззадоривало, что
Особенный мужчина с самыми зелеными глазами на свете.
Кажется, он пришел с кем-то, кому-то улыбался, но воображение рисовало Эрин совсем другую картину, и она целиком погрузилась в мир грез, воспринимая видения как происходящее наяву.
***
Вот он, высокий и статный, с кожей темной, словно сгустившиеся сумерки, поворачивает голову и смотрит ей прямо в глаза.
Уверенно и спокойно, и взгляд его сила и мудрость.
Эрин, потрясенная, чувствует, как слабеют ее колени, как уходят воля и силы сопротивляться его магнетизму, и жаждет покориться, здесь и сейчас или там и тогда, где он пожелает.
У него густые, блестящие в свете огней темные волосы и блестящее имя, которое Эрин лучше не знать.
Потому что правда горька, а любовь их запретна, и взгляды, наполненные электричеством, — единственное, на что Эрин имеет право.
Но Эрин продолжает мечтать.
И видит, как увеличиваются его зрачки, как ноздри расширяются от возбуждения и предвкушения, от жажды вдохнуть аромат ее страсти.
Он идет к ней, гордый и решительный, не опуская глаз, ни на миг не отпуская ее душу, уже свернувшуюся теплым котенком в его властных руках, и, подойдя, наклоняется близко-близко.
Их дыхание смешивается, его губы оказываются в сантиметре от ее жадно раскрытых губ, и Эрин уже знает, что будет дальше: восхитительное, жаркое и откровенное исследование ее кожи, всех уголков и складочек ее тела, до безумия, до полного растворения, когда каждое прикосновение — сладость и мука, ибо ее тело не знало такого прежде.
И признания, в которых сгорит и возродится ее душа.
Его кожа пахнет обещаниями и чем-то по-мужски надежным.
Его кожа пахнет погибелью и опасностью для ее сердца, но Эрин уже раба, уже обречена, и с тихим стоном обвивает его шею, чувствуя уверенные руки на своей талии.
Эрин ощущает его нетерпение поскорее покончить со всеми крючочками и завязками корсета — это мечты, почему бы комбинезону с простецкой молнией не превратиться в изысканный корсет, но мужчина не торопится, умело разжигая ее желания, и только прерывистое дыхание выдает его мысли.
Вокруг них никого: исчезли сестра, люди, праздник, лишь ласковая темнота ночи, ночи для двоих, которая унесет стыд и страхи, и подарит миру рождение новой женщины.
Им нельзя любить друг друга, и от того эта ночь на грани фантастики сблизит их души навсегда.
И недоступный, но такой близкий мужчина никогда не забудет и не разлюбит ее.
***
Эрин встрепенулась, ее взгляд стал осмысленным.
Она по-прежнему находилась в оживленной толпе, на машине крутилась вертлявая шатенка со «свитой» из других конкурсанток, а Колетт пританцовывала рядом, переступая с ноги на ногу, и казалась задумчивой.