Любимая для эльфа
Шрифт:
Мелкие камушки впивались ей в кожу, но Колетт только шептала искусанными в кровь губами.
— За что? За что?
Казалось, Роберт старается максимально пошлым и жестоким. Максимально растягивая «удовольствие».
Он, наконец, снизошел до ответа, продолжая терзать ее несчастное тело.
— Ты предала мои чувства, унизила меня, оказавшись обычной потаскухой. Я тратил на тебя время, рекомендовал людям, подставил под удар свою репутацию, а ты всего лишь блядь. Учти, я не заплачу за этот сеанс ни копейки. Ну как, тебе нравится твоя новая
Колетт размышляла, что с такими повреждениями, синяками и ссадинами ей не смогут отказать в полиции, но Роберт словно почувствовал ее мысли.
— В полицию ты не пойдешь, а пойдешь, попрощаешься с жизнью. Полагаешь, Кэйли слабее полиции? Самое отъявленное убийство сойдет мне с рук.
Колетт задыхалась, Роберт был очень тяжелым, а все, что он делал, крайне болезненным. Колетт молилась лишь о том, чтобы просто жить дальше.
Низкий голос не оставлял ее.
— Меня интересует главное: ты собираешься продолжать в том же духе? Я смогу снова тобой воспользоваться на правах любимого клиента, за так?
Бесплатность «услуги» Роберт подчеркнул особо язвительно.
К собственному сожалению, ясность чувств ни разу не покинула Колетт. Она не упала в обморок, не вошла в состояние аффекта, происходящее разворачивалось с пугающей четкостью, но Колетт боялась загадывать дальше.
Глава 204. Домработница
Наконец, Роберт перекатился на спину, ухватив в повороте Колетт, чтобы она не сбежала, хотя тело Колетт саднило и ныло так, что она вообще не чувствовала себя способной двигаться.
Они смотрели друг на друга, Роберт по-прежнему презрительно-насмешливо, а его жертва сквозь слезы, не зная, что ответить на ужасный вопрос.
Колетт сказала первое пришедшее ей в голову:
— Роберт, я не знаю, как быть...
Она шмыгала носом, ее пухлые губы кровоточили от укусов, но Колетт терпела все, не моля слезно о пощаде, и Роберт думал, что порок уже глубоко укоренился в ней. Если бы Колетт начала орать, всерьез вырываться, что-то еще такое, он бы точно остановился. А она лежала и терпела его, будто ненавистную работу.
— Головой думать. Твоя работа мало будет отличаться от случившегося сейчас. И по артистичности тебе двойка, ты не прошла пробы. Это самая низкооплачиваемая категория. Клиенты, знаешь ли, покупают иллюзию любви, а не что-то еще.
— Роберт, — Колетт всхлипнула, — что же мне теперь делать?
Роберт просто удерживал Колетт на себе, не прижимая, касаясь ее мягко и не усиливая боли в натерпевшейся спине.
— Ты хоть за домом смотреть умеешь? Готовить, прибирать, стирать?
Колетт лежала, распластавшись, целиком умещаясь на Роберте. Поздний вечер сменился глухой ночью, Роберт порвал ее одежду и нижнее белье, сквозь дыры задувал леденящий кожу ветер. Тело Роберта дышало теплом. Весь отрезок времени от окончания вечеринки по эти минуты Колетт не думала, действуя чисто на эмоциях.
— Да.
В низком голосе, наконец, проступило
— Мне нужна приходящая домработница, рабочий день неполный, оплата сдельная. На шмотки твои хватит.
Колетт резко выдохнула:
— И мне снова нужно будет терпеть?..
Роберт ухмыльнулся.
— Если вернешься к проституции, конечно. И не просто терпеть, а радоваться каждому пожеланию клиента. Будь уверена, я непременно приду к тебе с веселыми затеями. Для порядочных девушек они чересчур, с кем еще осуществлять их, как не со шлюхами?
Колетт сморщилась от боли, пытаясь сменить позу, а Роберт гадко улыбнулся.
— Привыкнешь. Чем богаче клиенты, тем занятнее их пристрастия.
Манера его разговора — Колетт, наконец, не выдержала и разрыдалась в голос.
— Не хочу, не хочу! Не могу больше! Прекрати, прекрати, пожалуйста!
Низкий голос приободрил:
— Во! Так уже намного лучше. Хорош на земле валяться, пойдем домой.
Фиалковые глаза Колетт расширились в испуге.
— Я... Я не смогу идти.
— А кого это волнует? Ладно, я отнесу тебя к себе и обработаю твои раны. Заодно мое жилье посмотришь. Я по жизни на «ты» со всякими синяками.
Роберт ловко вскочил на ноги и, подобрав сиротливый пакет с праздничной одеждой и обувью Колетт, поднял кривящуюся от боли Колетт на руки, надеясь втайне, что урок оказался для нее достаточным. Будучи уверенным, что меньший, девушка, согласившаяся работать у Сайри, просто не поняла бы.
И загляни кто прозорливый в душу Роберта, он не увидел бы там чувства вины.
В последнее время ощущение счастья и экстаза от жизни с богиней все реже посещало Роберта. Кэйли была все так же идеально прекрасна, столь же улыбчива, по-прежнему ровна и приятна в общении, но Роберт чувствовал себя обделенным, сжираемый ревностью.
Сначала Кэйли принимала ебаного Лукаса и прочих просителей в его присутствии, а потом перестала привечать их совсем, переводя разговор на другие темы, когда Роберт спрашивал, куда все уебки запропастились. Кэйли обворожительно сияла и нежно смеялась, но Роберт догадывался, что уебки по-прежнему имеют свободный доступ к ее душе.
Душе блестящей и непостижимой — какой ценой давались Кэйли ее постоянные улыбки? Была ли богиня кладезью оптимизма или великолепно владела собой? Роберт знал, что жизнь Кэйли не беспечна, что она полна проблем, и что эти проблемы превосходят человеческие.
Только делиться ими лучезарная не желала.
Потребность в контроле все сильнее терзала Роберта, наваливаясь на него с пугающей очевидностью.
Теперь, пресыщенный жизнью с очень близкой, но невозможно далекой звездой, Роберт проклинал тот час, когда отказался от Юми. Доброй, преданной, заботливой девушки, милой и внимательной. Да, между ними всегда было больше дружбы, чем страсти — и в этом Роберт тоже обвинял себя, уж он мог бы зажечь пожар в ком угодно, но сейчас ему особенно не хватало простых человеческих разговоров.