Любимая учительница
Шрифт:
Всем будет плевать. Потому что есть растлительнца — учительница и бедные несчастные, растлеваемые ею студенты…
Ага, видел бы кто, как именно они растлевались сегодня… Что вытворяли…
Я подошла к окну, посмотрела на все более унылый осенний вид, который знаком каждому, кто живет в средней полосе. Темно, серо, грустно… Понятно, почему у нас вечно осенняя депрессия и повышение процента душевных заболеваний в межсезонье. Тут и самая крепкая психика не выдерживает. Ну ничего, листья уже облетели, скоро зима, Новый Год. Который я, похоже, проведу совсем не так, как рассчитывала. Судя по словам Давида.
А ведь так спокойно, так хорошо начинался прошлый вечер…
Если не принимать во внимание краткий шок от комплимента Глеба, по поводу пиздатости моего внешнего вида, то все было в порядке. Парни сидели на передних сиденьях, я — сзади. Вели они себя практически образцово. Без грязных слов и домогательств. Ну так, взглядами периодически трахали, вгоняя в сладкую неконтролируемую дрожь, но больше ничего. Я и успокоилась практически. Дура. Рано потому что.
Ресторанчика, возле которого мы остановились, я не знала. Но показалось вполне уютно и достойно. Мягкий свет, неброский и не цепляющий особо интерьер, цветные диванчики.
Мы прошли в угловую зону.
Я, осматриваясь с интересом, немного потеряла бдительность и тут же за это поплатилась. Потому что Глеб сел рядом, вжимая меня в мягкий угол дивана, а Давид напротив, положив массивные предплечья на стол и наклонившись ко мне. Его габариты, усиленные дополнительным наклоном, смотрелись пугающе.
Я тихо выдохнула, оценивая диспозицию и признавая ее крайне невыгодной. Глеб сидел рядом, очень-очень близко, волнуя до невозможности жаром крепкого тела, практически прижатого ко мне, и я буквально видела, как окутывают меня волны желания, так ярко и бессовестно транслируемого сейчас в мою сторону. Невозможно было смотреть на него, не рискуя нарваться на глубокий, мягкий, все понимающий, утягивающий в порочную бездну, взгляд. Словно в голове у него постоянно вертелись картинки нашей недавней близости, заводили, дурили мозг, передаваясь мне практически на физическом уровне.
И еще страшнее и томительнее было ощущение близости Давида. Нет, он не траслировал на меня свое дикое, ярко читаемое желание прямо тут опрокинуть на спину и взять опять, не спрашивая толком разрешения.
Но ощущение порока, открытого, незамутненного ничем, никакими мыслями, никакими границами, било сразу наотмашь по нервной системе, через сердце, моментально всасываясь в кровь и распространяясь по венам вплоть до мельчайших капилляров, отчего все тело начинало буквально гореть, сходя с ума от желания. Жестокого желания тут же, самой, прыгнуть на него и вцепиться в плечи, вонзая ногти до крови, потереться о твердое тело, как кошка, мурча, подставляясь, закатывая глаза от бешеного удовольствия.
И неизвестно, что было страшнее: открытый призыв Глеба, призыв, которому нереально противостоять, или этот черный, жуткий порок, из которого, кажется, был соткан Давид. И который поглощал полностью. Даже не касаясь.
Мы молчали. Парни глядели на меня, выжидая. Я — в сторону, в окно, терпя их взгляды, как огненные прикосновения. И собираясь с мыслями.
Атмосфера сгустилась до невозможности, сердце стучало, билось о грудную клетку предупреждающе. Что еще минута, еще полминуты… И будет либо взрыв. Либо остановка.
Тут подошла официантка, и напряжение немного спало.
Парни отвлеклись, заказывая кальян и какие-то напитки, я только плечами пожала, предлагая сделать выбор за себя, и незаметно выдохнула, разжав до этого намертво заклиненные в кулак ладони.
Успокойся. Вот прямо сейчас успокойся, озабоченная дура! Парни просто сидят, просто смотрят… И тут же мерзкий голосок внутри: "Не просто, не просто, овечка глупая!"
Но я его заткнула.
Опять вдохнула-выдохнула.
И подняла, наконец, взгляд.
Глава 26
— Татьян Викторовна, не волнуйся ты так, — голос Глеба внешне звучал спокойно, дружелюбно. И очень горячо. (Угомонись уже, дура озабоченная! Угомонись!)
— Таня… — Давид не был спокоен, в речи ярко прорезался акцент, — не бойся нас… Мы за тебя… Мы кого угодно…
На этом словарный запас, судя по всему, закончился, потому что Глеб тут же перехватил инициативу:
— Таня, ты пойми, мы должны знать, что ты думаешь… Обо всем… И ты должна знать, что мы думаем…
— И что же вы думаете?
Мой голос звучал тихо и удивительно надломленно, я даже сама испугалась своего тона. Опять мысленно надавала себе по щекам, уговаривая встряхнуться, прийти в себя, собраться. Отключить жар и волнующую апатию, нападающую на меня каждый раз в их присутствии. Вспоминала свое состояние, когда вчера уходила от них с Катей, когда злилась на навязчивость и бешеные жадные взгляды, демаскирующие нас перед каждым, кто мог увидеть.
— Мы думаем… — начал Глеб, потом замялся, придвинувшись внезапно еще ближе, я даже охнула от неожиданности, дрогнула, загорелась еще сильнее, — черт! Татьян Викторовна, а, может, ты сначала? А то боюсь я… Мы боимся дураками выглядеть…
— Не боимся. — Веско обронил Давид, тоже наклоняясь через стол еще ближе и гипнотизируя, лишая воли своим черным взглядом, — не пизди. Ты мужик, а не тряпка.
Потом откинулся назад, и я смогла вздохнуть. Давид неодобрительно покачал головой, зло глядя на Глеба, который, по его мнению, вел себя не по-мужски.
— Пиздец. Как ты умудрялся золото брать, не понял я… Наверно, соперники — бабы совсем были…
— Эй, Дава! Не пыли… И ты сам видел моих соперников, так что все знаешь. Надо же выяснить сначала, что она обо всем думает? А то будем, как дураки, а она…
— А она — женщина, — спокойно перебил Давид, не отводя от меня глаз, — она может иметь любое мнение, это ее право. Даже то, которое нам не понравится. А мы, — тут он перевел взгляд на Геба, и я в очередной раз утвердилась в своем мнении, кто главный в их паре, — мы будем решать.
— Да как мы решим, если она… — взвился Глеб, повышая голос, но Давид опять перебил. Спокойно и веско.
— Как мужчины решим.
Я, открыв рот, наблюдала за этой перепалкой, настолько увлекательной, что даже на какое-то мгновение растеряла свою неуверенность и страх. Слишком уж захватывало зрелище. Порывистый, острый Глеб, балансирующий на лезвии, как эквилибрист. И спокойный, основательный Давид. Та стена, которая всегда будет рядом. И закроет. От всего. Их тандем в очередной раз показался мне невозможно сбалансированным, и на минутку стало даже завидно их сплоченности, умению понимать друг друга с полуслова. С полувзгляда.