Любимая
Шрифт:
Несмотря на усталость, Тео долго не могла уснуть. Она ворочалась до тех пор, пока простыни не закрутились вокруг ее разгоряченного тела, а подушка не стала казаться раскаленным камнем. Она отбросила простыни и попыталась лежать спокойно в надежде, что прохладный ночной ветерок, влетавший через открытое окно, поможет ей расслабиться.
А внизу, у открытого окна библиотеки, стоял и смотрел на омытую лунным светом лужайку граф Стоунридж. Он был доведен до белого каления упрямой, своевольной, избалованной девицей с
Внезапно граф разразился бранью, не сдержав злости и разочарования от ее прямого отказа. Он еще посмотрит, как она будет страдать, пока не объявили истинные условия завещания! Но почему-то эта мысль не принесла ему ожидаемого удовлетворения.
У него был шанс, и он его упустил. Граф почувствовал подступившую к горлу горечь. Какую совершенную месть придумал старый граф! Удивительную месть в трех актах: первый — унизительное вынужденное ухаживание за наглой дикой кошкой, которая никогда не станет примерной женой; затем горечь отказа во втором акте и наконец акт заключи-, тельный: жалкое существование обнищавшего представителя знати в огромном доме, на содержание которого у него нет средств.
Что еще остается ему, обесчещенному солдату и неудачливому наследнику? Общество может пренебречь порочащими слухами, если речь идет о богатом наследнике, уже получившем право им распоряжаться. Но зрелище, которое представлял собой граф, могло вызывать только жалость.
Он озабоченно провел рукой по лицу, но тут же быстро выглянул в окно. Через лужайку в сторону розария проскользнула какая-то фигура. При лунном свете граф разглядел каскад черных как вороново крыло спадающих на спину волос.
Что, черт возьми, она собирается делать в это время? Граф взглянул на часы. Было два часа ночи. Раскрыв пошире окно, Сильвестр влез на подоконник и спрыгнул на клумбу. Он перебежал лужайку и вошел в благоухающий розарий. В ночной тишине громко раздавались его шаги.
Тео услышала их и повернулась. Она схватилась за горло, сердце у нее колотилось от страха.
— Что, скажите на милость, вы здесь делаете? — спро-, сил Сильвестр, подойдя к ней.
В глазах ее был ужас, и граф положил руку ей на плечо жестом, в котором сочетались раздражение и желание успокоить.
— Это вы что тут делаете? — выдохнула Тео, вырываясь. — Вы меня испугали.
— Вы и должны быть испуганной, если убежали из дома в такое время.
— Кроме вас, здесь нет ничего, что могло бы меня напугать, — раздраженно ответила Тео. Сердце у нее начало успокаиваться. — Меня здесь все знают и никто не обидит.
— Надеюсь, что так.
Он снова взял ее за плечо.
— Но все же, куда вы идете?
— А какое вам до этого дело? Вы не запретили мне ходить по саду… или, может быть, я что-то не поняла?
— Вы знаете, у меня никогда раньше не возникало желания принимать жесткие меры по отношению к женщине, — проговорил граф. — Но вы, кузина, нечто из ряда вон выходящее.
Тео в целях безопасности сделала шаг назад. Закутавшись поплотнее в плащ, она глядела на графа, а сердце ее снова бешено застучало. Наконец, набрав воздуху, она сказала то, чего не хотела говорить:
— Я согласна помочь вам в работе по имению, сэр, если вы все еще этого хотите.
— О, какая честь, кузина! — Граф сделал шаг вперед, Тео еще один — назад. — Но не знаю, хочу ли я этого.
Лицо Тео выражало незащищенность и усталость. Это был результат сильных эмоций, шока и других сюрпризов, пережитых ею этим вечером.
Надо превратить свое поражение в победу и извлечь из этого все возможные преимущества. Это единственно возможная тактика, думал граф.
Резким движением он схватил руку Тео и притянул ее к себе.
— Вот чего я хочу.
Тео оказалась в объятиях графа, а его поцелуй столь же мало напоминал любовные ухаживания, как выстрел из пистолета. Тем не менее она ответила ему со всей страстностью, позабыв и о своем гневе, и о кровожадных намерениях.
Граф так плотно притиснул ее, что Тео чувствовала пуговицы его сюртука сквозь свой тонкий плащ и ночную рубашку, и снова ее охватило смутное чувство неизведанного доселе желания. Ее грудь пронзила сладостная боль, которую прикосновения графа вызывали у нее и раньше, тогда, на берегу, голова ее откинулась назад, позволяя ему впиться в ее губы.
Глаза Тео были открыты, посылая чувственные флюиды, и когда ее взгляд встретился с глазами графа, она прочла в них ответное желание.
— Мне не надо вашей помощи, кузина, — медленно проговорил Сильвестр, — я прошу вашего участия.
Он нагнулся и снова завладел ее ртом, руки его проникли под плащ Тео, поднимая ночную рубашку.
— Участия, — прошептал он снова, — во всем. Тео, будьте моей, и я научу вас блаженству.
Граф держал ее в объятиях, пока она не пришла в себя. Он улыбнулся и проговорил:
— Вы согласны возобновить мирные переговоры, кузина?
Она медленно кивнула. В пронизанном ароматом роз лунном сиянии Тео, казалось, забыла, кто она и что делает. Все сложности последних дней словно отступили, растаяв в тумане.
— Согласны? — Голос графа звучал настойчиво, а глаза его были затуманены страстью.
Да, она может стать ему другом. Они очень во многом схожи, возможно, поэтому-то она и сопротивлялась так долго.
— Я согласна, — тихо проговорила она. Победа! Граф облегченно вздохнул.
— Прекрасно! — удовлетворенно пробормотал он.
Граф снова притянул Тео к себе и принялся целовать, но на этот раз с нежностью, которая поразила ее не меньше, чем его страстность.