Любимчик богов
Шрифт:
– Было бы от чего отдыхать.
– Костя стоял на пороге чуть перекошенного сруба, где кроме печки, широкой лавки и почерневшего стола, не было ничего. Даже пол был не дощатый, а просто утоптанная до каменного состояния земля. Совсем маленькие окошки тем не менее были забраны настоящим стеклом, хоть и в наплывах, но довольно прозрачным.
– Это дело так не пойдёт.
– Резюмировал Константин, и для начала принялся за уборку и ревизию. Вымел из углов кучи объедков и мусора, который просто и без изысков покидал в топку печи. Потом настал черёд печки, но проведённый осмотр ни щелей в кладке, ни повреждённого воздуховода не обнаружил. Простое кресало, прилежно высекло искру, и скоро в печи заплясал весёлый огонёк.
Продуктовые запасы не порадовали, но и не слишком огорчили. Несколько склянок с маслом, бочонок с кислой капустой в погребе, зачерствелый хлеб, и початая бутыль чего-то мутного со слабым запахом спирта, и ягод.
Негусто.
– Резюмировал Костя, и полез искать заначки. Богатый опыт обысков в домах, дал ему возможность быстро найти несколько тайничков. Серебряная монета - плотный тяжёлый кругляш диаметром примерно в три сантиметра, женское украшение в виде массивного медальона из белого тяжёлого металла, и два десятка мелких медных монеток, в грязной тряпице. Последнее явно было кладом самого Горыни, и вздохнув непонятно от чего Константин отставив в сторону найденные сокровища, занялся едой. Приготовил скромный ужин, распарив хлеб в чугунке с водой, и наложив в тарелку капусты, только сел перекусить, как раздался тихий шорох шагов.
С оглушительным скрипом распахнулась входная дверь и на пороге появился Никифор сжимая в руке свой странный посох.
– Пойдём. Староста ждёт.
– И увидев взгляд брошенный Константином на еду, улыбнулся.
– Там покормят.
Дом старосты - просторный пятистенок, с высокой крышей над которой гордо реял маленький треугольный флаг с вставшим на дыбы медведем, стоял на деревенской площади, где располагалась управа, храм Перуна, и общинный суд, где проходили все собрания глав семей.
Всю эту картину мгновенно отпечатал в памяти тренированный разум Константина. Поднимаясь по ступенькам высокого крыльца, он уважая хозяйку тщательно вытер подошвы об лежавшую у входа тряпку, и поклонившись, вошёл в просторную светлицу.
– Мира, этому дому, - Горыня ещё раз поклонился, и встретился взглядом с коренастым широкоплечим мужчиной с седыми волосами, и одетым в холщовую рубаху, широкие штаны и мягкие сапоги.
– Да, Никифор. Это не Горыня.
– Староста вгляделся в глаза Константина и покачал головой.
– К добру ли...
– То лишь Перун ведает.
– Никифор усмехнулся.
– Скажи лучше, что с вирой?
– Вирой?
– Староста нахмурился.
– Виру за поругание общинной земли вложил в казну общины. Или не так?
– Не так, Аким.
– Никифор не прекращал улыбаться, но глаза его опасно сузились а руки державшие посох ощутимо напряглись.
– Вирная запись гласит. За поругание земли общины, за оскорбление общинника Горыни, за угрозу убийством общинника Горыни. Две трети виры - его.
– Да как же это?
– Староста удивлённо поднял брови.
– Он можно сказать на попечении общества был всё это время. Общество его кормило, поило, одевало - обувало...
– Кислой капустой да чёрствым хлебом?
– Константин покачал головой.
– Да, видно община совсем прогнила, если такие дела в ней творятся. Выдай-ка мне положенное, да пойду я отсюда прямо с утра. Нечего мне делать в месте, где имя предков и закон Перуна - пустой звук.
– Он встал и шагнул к выходу, когда на его плечо легла тонкая женская ладонь пахнущая травами.
– Постой воин.
– Возникшая словно ниоткуда моложавая женщина, в длинном сарафане, и убирусе, с тонким золотым ободком, вздохнула, и взяв гостя за руку посадила на лавку.
– Простите моего мужа гости дорогие. От забот и тревог за нашу весь, забыл и законы людские и законы богов.
Теперь Константин видел настоящего главу поселения. Высокая статная женщина с властным лицом, и пронзительными голубыми глазами. Жена старосты говорила низким бархатным голосом так, что казалось, трепетала каждая жилка в организме.
– Ты, воин получишь всё до последней монеты, а ты, ведун, прими в дар от мира сто рабочих часов на благо травного подворья и лекарской избы.
– Я согласен.
– Никифор кивнул и посмотрел на Константина.
– А расскажите, хозяйка для чего срочно нужны деньги?
– Константин внимательно посмотрел в глаза женщине.
– Может я как-то смогу помочь?
– Помочь...
– Жена старосты невесело усмехнулась.
– Неурожай же был в прошлом году. Вот и скопились недоимки. Могли бы списать за счёт воинского набора, да куда там. Только три человека в этом году в набор уходят. Больше никак не собрать. Три серебряных нужно заплатить - столько сколько взяли вирой.
– Хорошо.
– Константин кивнул.
– Люди действительно не дали мне помереть, когда я без разума был, и это - долг крови. Пусть моя часть виры с той девицы вся уходит в казну, но мне нужно кое-что. Лес строевой, инструмент плотницкий и столярный, посуду для дома, да стёкол оконных. Буду дом в порядок приводить.
– Хорошо.
– Зоря склонила голову, признавая договор заключённым.
– А теперь гости дорогие прошу к столу...
2
Жизнь нужно прожить так чтобы депрессия была у других.
А полусотней километров западнее, на берегу неширокой реки, где раскинулось родовое владение князей Стародубских начинался праздник. Князь потерявший сына в случайной стычке с разбойниками, всю свою любовь обрушил на единственную наследницу огромного состояния семьи - юную Марию Стародубскую. Для неё нанимались лучшие учителя, покупались дорогие наряды, и вот теперь в день совершеннолетия, князь устроил роскошный бал, словно желая сиянием свечей, затмить горе, обрушившееся на семью с потерей единственного сына.
На бал собрались гости со всей Руси, а кое-кто даже приехал из-за границы, как например деловой партнёр князя - граф Борхард, и старинный друг семьи этнограф Карл Маркс изучавший обычаи арабских колдунов. Гости прибывшие в костюмах прошедшей эпохи, танцевали под модный в этом сезоне вальс, знакомились, флиртовали, и конечно решали многие насущные дела. И лишь графиня Светлова, прибывшая в числе последних, была явно не в духе. Отдав в качестве своей доли виры тысячу рублей она просто истекала злостью к смердам посмевшим так унизить её, жрицу Хель в пятом поколении. Ведуна ей не достать, это было понятно. На своей земле, он десяток таких как она закопает, и не вспотеет. А вот холопа с наглыми глазами, словно раздевавшими её, прямо там на дороге, можно и нужно было наказать.