Любимец
Шрифт:
Лысый приказал мне:
— Вылезай.
— Вот, видишь, — сказал он горбуну. — И как?
— Ничего, нормально, — ответил горбун, осматривая меня, как поросенка на рынке.
Мы подошли к дому, сложенному из толстых бревен. Окна в нем были маленькие. Внутри, за прихожей, в которой стояли пустые кадки и ящики и пахло гнилой картошкой, была большая комната с низким потолком. У стены был камин. Такие, только побольше, делали в домах спонсоров. Возле камина на полу лежали звериные шкуры и шкурки ползунов. На них сидели люди —
— Привез? — спросил человек с черной курчавой шевелюрой и очень черными глазами, близко посаженными к тонкому горбатому носу.
— Посмотри, — Лысый показал на меня.
Курчавый подошел ко мне, но я на него не смотрел, потому что меня поразила его одежда. Этот человек не только осмелился покрыть свою наготу, но сшил себе костюм, поражающий воображение. Материя, из которого он был сделан, поблескивала и переливалась радугой, по ней тянулись узоры из серебряного и золотого шитья, а узкие, в обтяжку, штаны были заправлены в особый род обуви, такой высокой и неудобной, что я не удержался и невпопад спросил:
— А это как называется?
— Это называется ботфорты, сапоги такие, — сказал курчавый. — А ты не видал?
— Нет, не видал.
— Ты в лесу жил, да?
— Нет, не в лесу.
Человек этот мне не нравился, он был недобрый. Как у всякого домашнего животного, зависящего от милости сильных, у меня был нюх на людей и спонсоров. Ведь спонсоры тоже разные бывают.
— Ну что ж, тогда с благополучным прибытием, — сказал курчавый. Неожиданно он крепко сжал мое предплечье, и я инстинктивно отбросил его руку.
— Правильно, — сказал курчавый, отходя от меня. — Реакция отменная. И мышцы нормальные. А то теперь все больше уроды попадаются. Мутанты корявые!
Я не знал, зачем ему моя реакция.
— Угостите парня, — сказал курчавый.
На небольшом возвышении перед теми людьми стояли какие-то глиняные сосуды и лежала еда. Я подумал сразу, что так и не успел позавтракать.
— Чего хочешь? — спросил курчавый.
— Я голодный, — сказал я.
— Я знаю, что голодный. У мадамки не нажрешься.
Остальные засмеялись, и Лысый вторил им.
Курчавый отломил ногу вареной курицы (такое я пробовал только тайком — утащил из соседской кухни) и я вгрызся в нее, а горбун взял со стола картофелину и кинул мне. Я с благодарностью поймал картофелину и стал ее есть.
— Он что, из этих, баптистов? — спросил вдруг курчавый Лысого.
— Нет, псих немного, дикий, а так нормальный, не баптист. Натренируешь, меня благодарить будешь. Я ж его за гроши отдаю.
Они отошли от меня и продолжали говорить. Они спорили. И я даже понимал, что разговор идет обо мне и почему-то Лысый хочет получить за меня деньги. Наверное, подумал я, за то, что он потратил столько времени, чтобы довезти меня сюда. Курчавый достал кошелек, стал вытаскивать оттуда монеты, потом
— Налей ему — дорога трудная.
Тот — фигура мрачная, неприятная, разбойничьего вида, лба вообще не видно, глаза утоплены в глазницах — налил мне в глиняный стакан прозрачной жидкости из кувшина, и я был ему благодарен, потому что после картофелины захотел пить.
— Спасибо, — сказал я и сделал большой глоток.
…И туг понял, что помираю!
Я знал, что бывает водка, и знал со слов спонсоров, какое ужасное влияние алкоголизм оказывал на людей, но я не подозревал, что в наше цивилизованное время кто-то осмеливается изготавливать водку.
Впрочем, в тот момент я так не думал — я кашлял, задыхался, скорчившись пополам.
— Дай ему воды запить! — крикнул курчавый.
Мне протянули другой стакан, в нем была вода, я глотнул, стало легче.
— А теперь допивай, — приказал курчавый.
Я не знал, что мне допивать — воду или водку, но спросить не посмел.
Меня обожгло, мне хотелось умереть от отвращения к себе…
Я сел в угол, скорчился там и решил дождаться смерти.
Как сквозь сон я слышал, как прощается с остальными и уходит Лысый.
— Прощай, любимец корявый, — сказал он мне. — Надеюсь, тебя быстро здесь поломают.
И я понял, что он полон ненависти ко мне.
Неожиданно он больно ударил меня носком башмака в бок, и я хотел возразить, но голова кружилась, и я решил, что если останусь жив, я его тоже ударю. Он ушел, какие-то люди входили и выходили. Настроение у меня постепенно улучшилось, и я даже смог встать на ноги, хотя меня тут же повело в сторону, и мне пришлось искать стену, чтобы за нее держаться.
Вошел курчавый, вернее, он появился в поле моего зрения. Его глаза были близко от моих.
— Живой? — спросил он.
— Даже очень живой, — я глупо ухмылялся.
— Вот и отлично, — сказал он. — Пошли, я тебя устрою.
— Она скоро придет? — спросил я.
— Кто?
— Госпожа Маркиза, кто же еще, меня хозяйка-мадамка к ней направила.
— Скоро, скоро, — сказал курчавый лживым голосом, как говорят с маленькими, чтобы от них отвязаться.
Я пошел за курчавым наружу, а ноги не слушались. Было смешно.
Грузовик Лысого уехал. В кустах я увидел черную крытую повозку.
— Залезай, — сказал курчавый, — и спи.
— Простите, — возразил я. — Мы друг другу не представлены.
Я протянул ему руку и представился:
— Тимофей. Кислых щей!
— А ты меня теперь до самой смерти будешь звать хозяином, — сказал курчавый. — Или господином Ахметом.
Он что-то делал с моими руками — щелкнул замок, мои руки оказались в железных браслетах, скрепленных короткой цепью.
— Вы что? — спросил я. — С ума здесь все посходили?
— Чтобы быть спокойным, что не сбежишь — а ну иди, ложись!