Любимец
Шрифт:
— И не говорите! Всего не завозят!
Поклонившись, хозяйка с облегчением отошла от нашего столика. Она принесла холодную липкую овсянку и теплую воду — чай, затем остановилась у стены и стала глядеть на нас, не отрываясь. Встретив мой вопросительный взгляд, она произнесла:
— Приходится смотреть. На прошлой неделе тарелку унесли. А что касается чашек, то это просто катастрофа. Нет, я никого не обвиняю, но такой дефицит чашек, что люди идут на преступление. Правда?
— Мы приезжие, — сказал я мрачно. Овсянка была недосоленной,
— Знаем мы таких приезжих, — ответила хозяйка кафе.
Взяла эта женщина с нас за невкусный завтрак по шесть рублей — почти все деньги, что нам дал возница.
— В конце концов, — сказала Ирка, — это даже смешно. Ты что, в самом деле поверил, что в нашей стране может быть счастливый город?
Я не ответил.
— А зачем она яйца обещала? — спросил Сенечка.
— Потому что она играет в кафе, — сказала ему Ирка.
И я подумал, что она права. Ведь мы же в городе, который придуман и сделан спонсорами — а спонсорам вряд ли есть дело, счастливы ли на самом деле жители этого города.
«Гастроном „Изобилие“ — увидел я вывеску над первым этажом другого дома.
Туда входили люди с пустыми сумками, а выносили полные. Сами сумки были очень красивы: на них были изображены всяческие продукты.
Передняя стена магазина была прозрачной, а внутри горел яркий свет, так что он был похож на аквариум, в котором плавали рыбки.
Мы стояли снаружи, не заходя в магазин, и смотрели, как люди входят в гастроном, подходят к витринам, рассматривают лежащие там товары.
Мне захотелось рассмотреть магазин изнутри, и я предложил моим спутникам составить мне компанию.
Небольшая очередь из прилично одетых по моде Счастливого города людей стояла возле витрины, в которой лежали колбасы разной толщины и цвета. Продавщица в белом переднике и белой кружевной наколке с милой улыбкой отвешивала колбасу.
— Что это? — Сенечка никогда в жизни не видел колбасы. Я же был старше его и один раз угощался колбасой в школе гладиаторов.
— Сейчас я тебе куплю, — сказал я, — и попробуешь. Это колбаса.
Передо мной стоял пожилой мужчина в длинном зеленом пальто и серой мягкой шляпе. Он обернулся, услышав мои слова.
— Вы приезжие? — спросил он мягким вежливым голосом.
— Да, мы здесь недавно, — сказал я, а Ирка улыбнулась, не разжимая губ.
Мужчина потрепал Сенечку по затылку.
— Сегодня не совсем удачный день, — сказал он. — Завтра завезут любительскую и останкинскую колбасу. Мне конфиденциально сообщили. Так что я на вашем месте купил бы завтра.
— Тим, — Сенечка дернул меня за рукав. — А там колбаса ненастоящая лежит, — он показал на витрину. — Она нарисованная.
Наши соседи по очереди сделали вид, что ничего не слышали, но Сенечка продолжал настаивать, и тогда старуха в мантилье попросила меня:
— Велите, пожалуйста, вашему мальчику помолчать. Он может доставить всем неприятности. Нам бы этого не хотелось.
— Сеня! —
Я видел, как люди, чья очередь подошла, показывали на какой-нибудь из колбасных муляжей, лежавших в ярко освещенной витрине, но продавщица в наколке с милой улыбкой отрезала небольшой кусок от единственного толстого колбасного батона, лежавшего перед ней.
Когда подошла очередь пожилого мужчины в зеленом пальто, он протянул продавщице квадратный клочок бумаги, и ему также отрезали кусок колбасы.
Неприятное предчувствие овладело мною.
Оно оказалось правильным.
— Ваш талон, — сказала продавщица, занеся нож над батоном колбасы.
— У нас есть деньги, — сказал я.
Ирка молчала. Сенечка высовывал нос, заглядывая за прилавок.
— Я сказала — талон! — повысила голос продавщица.
Но улыбка не исчезла с ее лица.
— Граждане, не задерживайте, — произнес кто-то сзади.
Почтенная старуха в мантилье оттолкнула Ирку и стала оттеснять меня от прилавка.
Мужчина в зеленом пальто, который задержался, обнюхивая кусок колбасы, доставшийся ему, сказал наставительно:
— Мы же не можем делиться колбасой с каждым приезжим.
— Но мы тоже хотим кушать! — сказал Сенечка.
— Кушайте у себя дома, — сказала старуха в мантилье, тоже получившая свой кусок.
Пожилой мужчина вышел вместе с нами. Он чувствовал себя неловко. Он был на вид добрым человеком.
— Вы должны понять нас, — сказал он. — Мы находимся в тисках дефицита. К счастью, нам хватает продуктов для обеспечения нужд населения. И сейчас, скажу я вам, положение постоянно улучшается.
Старуха в мантилье пошла направо, он — налево.
Мы остались стоять у магазина. Сенечка оглянулся на витрину — она была богато украшена пластмассовыми копиями разных продуктов.
— Кого они обманывают? — риторически спросила Ирка.
— Милая, — сказал я, — ты забыла, что наша планета уже сто лет страдает под гнетом пришельцев! Если бы Россией правили мы с тобой, колбасы было бы достаточно.
Еще около часа мы гуляли по городу, который был невелик.
Я обратил внимание на то, что все стены, обращенные к бетонной башне, были прозрачны, и помещения за ними были ярко освещены, как гастроном или отдел носок-чулок универмага.
Но помимо магазинов прозрачные стены были у мастерской, где девушки распевали веселые песни, шили платья, и в другой мастерской, где столяры изготавливали стулья. Столяры были как на подбор, славные молодые люди. Они улыбались нам сквозь прозрачную витрину так непринужденно, что мы невольно улыбались в ответ.
Наконец мы попали на вокзал. Вокзал оказался небольшим, к нему был проведен лишь один одноколейный путь. Поезд, состоявший из двух открытых вагончиков и сверкающего медными деталями паровоза с длинной расширяющейся трубой, поджидал нас у платформы, по которой носильщик вез тележку с чемоданами и прогуливался дежурный в фуражке с красной тульей.