Любимец

Булычев Кир

— Я ничего не знаю! — воскликнула женщина. — Я жду уже целую вечность!

— По-моему, вы — единственный несчастный человек в этом городе, — сказала Ирка, как бы приглашая женщину ответить. Та ответила не сразу, она смотрела через Иркино плечо вдоль поезда, состоявшего всего из двух вагонов, будто на самом деле надеялась кого-то увидеть.

Затем, убедившись, что и на этот раз никто не приехал, женщина обернулась к Ирке и сказала:

— Я счастлива. У меня есть хорошая работа, отличная зарплата. У меня отдельная комната. Чего вы еще от меня хотите?

— А

кого же вы ждете? — спросила Ирка.

— Глупости какие-то! — рассердилась женщина. — Кого я могу ждать?

— Успокойтесь, Мария Осиповна, — сказал, подходя, начальник станции. За ним шел машинист, неся небольшой чемоданчик. — Вас никто не хочет обидеть. Вы же не хотите обидеть Марию Осиповну?

— Если я работаю, честно отрабатываю свой хлеб, если я честно встречаю поезда и никому не мешаю — это не основание, чтобы меня упрекать.

— Вас никто не упрекает, — сказал начальник станции. — Это естественное любопытство приезжих. Вы ведь приезжие? Сейчас мы проверим ваши документики и узнаем, почему вы ходите по городу и задаете провокационные вопросы.

Начальник лукаво улыбнулся, но мне стало не по себе.

— Простите, — сказала Ирка жестко, — но нам некогда с вами разговаривать. Мы тоже на работе. Мы тайно проверяем, как работает железная дорога. Вам это понятно?

Она сделала такое ударение на слово «вам», что начальнику станции все стало понятно.

— Прошу прощения за задержку, — сказал он, не поверив нам, но и не желая искушать судьбу.

Мы вышли на улицу. Хвост длинной очереди в булочную пересекал мостовую. Мы с трудом пробились сквозь толпу. Толпа была веселой, улыбчивой, полной надежды и даже уверенности, что хлеба хватит всем.

Миновав очередь, мы увидели мирного вида бабусю, которая шла по улице, волоча пластиковую сумку, из которой высовывались два батона.

— Нам надо пройти к пустым складам, — сказала Ирка. — Мы приезжие и немного заблудились!

— Пошли, — радостно сказала бабушка. — Нам по дороге.

— А чего такая очередь за хлебом? — спросила Ирка.

— Завтра спонсоры будут наш город инспекции показывать. — Бабуся показала нам твердыню, вознесенную к нему. — А у нас народ какой? Никакой благодарности! Если что будут давать — устроит очереди, не дай Бог!

— Значит, сегодня все продают на два дня вперед? — догадалась Ирка.

— А завтра как всегда! — И бабуся лукаво улыбнулась. — Лучше и не суйся!

Я угадал уличку складов, сбегавших ко рву.

Мы покинули бабусю, которая еще стояла наверху.

— Мне интересно, — сказала Ирка, — откуда они набирают таких людей?

— Может, в пробирках выращивают? — спросил Сенечка.

— Я думаю, — сказал я, — что наловили в разных местах и свезли. И теперь они уже давно тут живут, привыкли. Они счастливые, у них колбаса есть.

— Ты прав, — сказала мрачно Ирка, — им всегда повторяют, что за пределами города колбасы нет.

— А разве есть? — спросил Сенечка.

— Я пробовал, — сказал я. — В школе гладиаторов.

— Школа гладиаторов — это нетипично, — сказала

Ирка. — У них связи со спонсорами, со спецснабжением.

— Так я и не попробовал колбасу, — сказал Сенечка и проглотил слюну.

— Попробуешь, обязательно попробуешь. Я тебе слово даю, — сказала Ирка.

8. Любимец на башне

Стемнело, но никто не шел.

На складе было холодно, мыши и крысы суетились по углам, будто переезжали с квартиры на квартиру и таскали мебель.

Сенечка томился бездельем, несколько раз выбегал из склада, потом возвращался и убитым голосом сообщал, что никого нет.

Мы доели наши припасы, потому что понимали, что завтра нас могут и не покормить.

Чтобы не сидеть в темноте, мы прошли по улице до первых домиков. В домиках горели свечи и керосиновые лампы. Над высоким домом была протянута гирлянда фонариков, но электричества в Счастливом городе не было. Какие-то люди, громко и пьяно разговаривая, шагали по улице — на всякий случай мы нырнули за угол и встали там. Возвращаться на склад не хотелось — там было холодно как под землей.

Отчаявшись дождаться друзей, мы вернулись на склад и сели в углу в обнимку, чтобы было теплее.

Открылась дверь, и возница, взглянув внутрь, спросил хриплым шепотом:

— Вы живые?

Мы разговаривали тихо, чтобы нас никто не услышал.

Возница сказал, что сведения о завтрашнем прилете инспекции подтвердились — за вечер на башню спустилось несколько милицейских вертолетов.

— В городе все знают о завтрашней инспекции, — сказал я.

— А куда денешься? — сказал возничий. В темноте не было видно его длинных усов, но по невнятности речи я представлял, как он жует кончик уса. — Всего за день до инспекции талоны отоваривают. В день инспекции

— пусто.

— А почему так? — спросила Ирка.

— Если дают продукты, — ответил возница, — то сразу бывает очередь. Как ты запретишь людям стоять в очереди, когда выкинули продукты? Вот с башни и виден непорядок.

— А плохо с продуктами?

— Мы не жалуемся, — сказал возница. — Как-то достаем, крутимся. Ведь люди знают, что в других городах с продовольствием куда хуже.

— Откуда знаете? — спросила Ирка.

— Как, откуда? У нас газета выходит, — сказал возница с усмешкой в голосе. Я понимал, что возница хоть и местный счастливый человек, но уже испорчен общением с Хенриком и нами — жителями другого мира, испорчен скепсисом и неверием.

— А магазины завтра закроются? — спросил я.

— Ни в коем случае! Завтра будет день временной выдачи муляжей. Все мы распределены по магазинам, а некоторые приписаны к рынку. Каждый возьмет, что положено, и отнесет домой. А потом будет карнавал.

— Как жалко! — сказала Ирка. — Я никогда не видела карнавала.

— А я даже слова такого не знаю! — сказал Сенечка.

— Когда нам выходить? — спросила Ирка.

— Скоро, — сказал возница.

— Как вас зовут? — спросил я. Мне показалось неправильным не оставить в своей памяти человека, который так много для нас сделал.