Любимые не умирают
Шрифт:
— Вяжи падлу! Накроется, отскабливать не будем!
Кольку разложили на шконке, трое сявок навалились на него, привязывали старательно, чтоб не вырвался, не мешал зэкам насиловать себя. Мужик стонал, скрипел зубами, ругался, но на него никто не обращал внимания. Его ноги уже согнули в коленях, голову петлей притянули вплотную к нарам
— Эй, Пузо! Ты первый?
— Ага! — отозвалось совсем близко.
— Ну, чего ты тянешь? Давай! Козел уже готов! — отступили сявки, уступив место первому. Тот расстегнул штаны, похлопал Кольку по заднице, тот дернулся, но понял, веревки прочные, их не порвать, из
— Эй, мужики! Кого тянете? — услышал Колька.
— Говночиста-козла!
— Иль проиграли его?
— Ну да!
— Что за него хотите? — узнал голос Остапа.
— Чифир или «бабки»!
— Сколько?
— Десять пачек!
— Загнули!
— Он еще непробитый!
— Все равно! Его жопа столько не стоит! Даю половину! И отпускаете!
— Мало!
— Ну, если не хотите, будете до утра отмываться от него! Вам кайф предлагаю. Он лучше! Отпускайте придурка мне в обязанники!
— Накинь еще пару пачек!
— Говорю, пять! И ни одной больше! А станешь базарить, самого загну в салазки! — пригрозил Остап.
— Ладно, бери! — неохотно согласились зэки и, развязав Кольку, поспешили за чаем. Каждый торопился со своей банкой из-под сгущенного молока и, насыпав в нее целую пачку грузинского чая, тут же заваривали кипятком, ставили в тепло, чтоб настоялся. Сами сели за стол, ожидали, когда будет готов чифир, поглядывали на печку с нетерпением, сглатывали слюну.
Колька уже оделся, сидел на шконке одиноким кузнечиком. Он верил и не верил в свое спасение. Он понял, как дешево стоила его жизнь по меркам воли. Но на зоне каждая пачка этого чая стоила в десятки раз дороже. За нее здесь можно было, шутя, купить и проиграть целую жизнь.
— Чего там канаешь? Ты теперь мой обязаник. Хиляй сюда, придурок, и запомни, теперь я твой хозяин, что захочу, то и утворю с тобой. До конца жизни ты мой должник за свою шкуру и кентель. Дошло?
Колька понятливо кивнул головой. Чего уж не понять, что попал из огня в полымя. Он не раз видел, как развлекался и наказывал сам Остап. Из его рук редко кто уходил на своих ногах. Он объяснил Кольке, чего ждет, и что от него потребует:
— До своего погоста «шестерить» мне будешь. Что велю, то сделаешь. А нет, сам размажу тебя. От меня не слиняешь, из-под земли достану! Тебя от меня лишь смерть на халяву возьмет! — предупредил, ощерившись.
На зоне он не доставал Кольку, словно держал про запас. Но никогда не выпускал из вида. А когда Кольке пришло время выходить на волю, взял его
адрес и предупредил, что он непременно с ним свидится.
Хлеборез тогда не испугался. Он знал, на зону легко попасть, выйти из нее куда сложнее даже Остапу. Ведь вот сколько раз пытался бежать из этой зоны, а не пофартило. Возвращали с простреленными ногами, бросали в штрафной изолятор, оттуда ползком возвращался в барак и с месяц приходил в себя. Сколько раз мог загнуться, но выживал.
— И ты не вечный! И тебе крышка будет!—думал Колька, уходя из зоны. Он был уверен, что видит Остапа в последний раз. Но просчитался. Тот повис за плечами тенью.
Он не просил Кольку прикрыть его, принять и спрятать от милиции. Не стал настаивать, чтоб тот пошел с ним в дело. Знал, засыпется, провалит всех. С таким лучше не рисковать. И когда Колька отказался от стремы, даже не пригрозил, но
— Не смогу столько, где возьму? Сам еле дышу,— отмазывался мужик, понимая, что получи Остап требуемое, вскоре запросит еще больше.
Знал Колька, что убить его на воле Остапу сложнее, да и смысла нет рисковать, понимал, что на воле не опетушат в очередь, а значит надо самому умело уходить от Остапа. Но и тут не повезло. Менты доставили к следователю на очную ставку с Остапом. И надо же такой облом случился, Колька наехал на Остапа при следователе! Да как! Оборзел вконец, устал бояться, и прорвало человека. Колька всегда помнил, что Остап не прощает оскорблений. Ни один зэк на зоне поплатился за это жизнью. А тут Колька, его обязаник, осмелел! Остап глянул, словно выстрелил в упор. Хохотал следователь и оперативники, и только Колька вышел из кабинета, обливаясь холодным потом. Он поздно спохватился, что перегнул, но вернуть сказанное невозможно. У Кольки заплетались ноги от страха. Он понимал, Остап его достанет.
Мужик теперь каждый день смотрел по телевидению криминальную хронику. Ни раз мелькал в ней Остап. Вот он попал в руки милиции, его судят, дают срок, а он опять сбежал. Снова ловят, ведут в камеру в наручниках, Остап поворачивает лицо к экрану и хохочет, бросая вызов всем.
— Когда вы его размажете?—думает человек. И снова слышит: сбежал из-под стражи...
— Да сколько можно? Он и впрямь сам дьявол! — сжимает руки в кулаки.
Когда Остап побывал в квартире, Колька стал оставлять ключ в замочной скважине. Он постоянно прислушивался к шагам на лестничной площадке и на все окна поставил кованые решетки, какие невозможно распилить. Ночью семья стала спать спокойно. А днем все ходили с оглядкой. Но шли дни, недели, Остап не появлялся, о нем замолчало телевидение. Менты перестали разыскивать, сказав, что перевезли бандита в такую зону, из какой лишь мертвыми выносят. Уйти, сбежать оттуда нереально никому. Выждав с месяц, семья поверила.
Колька уже не встречал Катьку с кладбища. Димка гулял по городу дотемна с друзьями и Майкой, Колька выходил на балкон вечером и ночью, ничего не боясь и не обращая внимания на прохожих.
К тишине и покою человек привыкает быстро, и забывает об осторожности. Вот так и в этот вечер, Катька пошла за квасом на окрошку, а Колька с Димкой за сигаретами в ларек. Едва мужик взял блок, почувствовал, как кто-то будто клещами сдавил локоть, и его поволокли за ларек. Колька уперся, но его рванули за шиворот. Он ударился головой в стенку ларька, упал, услышал голос Димки, но не разобрал слов. Кольку придавили к ларьку, он увидел перед собой Остапа, тот пронизывал взглядом, и сказал, цедя слова сквозь зубы:
— Тебя, падла, спасать не стоило. Пусть бы мужики потешились тобой и отвели душу! Я просчитался! Ты должен был откинуться в обижениках, а накроешься в обязаниках! — опустил руку, в ладонь упала финка, Остап привычно обхватил рукоять, взмахнул коротко, но финка скользнула по ребру, распоров рубаху и тело, упала на землю. Колька успел поддеть коленом в пах и Остап, зашатавшись, упал возле ларька.
Колька подхватил финку с земли. Увидел глаза Остапа, в них впервые была мольба о пощаде.